Алексей Марков - Бремя колокольчиков

Глеб навсегда запомнил то безмятежное наслаждение, с которым бригадир смотрел на медленно опускавшуюся ложку и так и оставшийся открытым рот Антона.

Еаставник молодёжи

Гроб вполне хорошая посуда.

Во гробу мне было бы не худо.

Моя хата будет с краю.

Ничего, скажу, не знаю

Хвост и АущЫон [23] [24] , «Прогцальная».

- Ну что? Принесли картошку? - спросил, снимая в сенях старое увесистое пальто, отец Георгий.

- После твоего слова пять мешков принесли! А я сколько ни просил - ничего, - отвечал, встречая гостя, пару месяцев как рукоположенный в священники отец Глеб, - как это ты, отче, так умеешь? А на Казанскую ты как сказал! Вывернул с праздника на то, что самое ненужное, что без дела валяется в храм нести надо, а кончил, что, если самое дорогое от сердца не оторвать и Богу в жертву не принести, то не будет России спасения от иноверцев. И всё так складно у тебя вышло, логично и убедительно. Я так не умею...

- А надо научиться. Тут в деревне народ простой, но к нему подход нужен. Им всё разжевывать надо, а где и продавить, показать, что уважаешь их, объяснить, что им нужно и в чем они обязаны; силу здесь чтут, а вся эта городская застенчивость с уговорами и приседаниями здесь непонятна и только раздражает.

- Ох не знаю... Как-то это всё в голове менять надо. Вроде и язык один, а понимание разное, - сетовал молодой священник, доставая печенье и собираясь ставить на плиту чайник.

Глядя на это сорокалетний наставник поморщился.

- Ты б закуску лучше приготовил: лучок, капусточку. Мне Петрович самогонку свою пожертвовал - слеза! А чай мы уж потом попьем!

Отец Г еоргий тоже был москвичом, работал в разных храмах, то алтарником, то сторожем, хотя имел высшее образование и до того был многообещающим молодым специалистом в каком-то КБ .

Когда он захотел поступить в семинарию, то его пригласили на собеседование. Упитанный гражданин в штатском убеждал, что Георгий Александрович, как человек грамотный и образованный, из добропорядочной советской семьи, лидер, к которому тянутся люди, мог бы сделать в церкви хорошую карьеру, и что у него будет поддержка, если он обязуется сотрудничать и помогать выявлять антисоветски настроенных элементов,

распространителей нелегальной религиозной литературы и других недостаточно надежных граждан.

- Шпионов ловить? - спросил Георгий, наклоняясь к сотруднику органов.

- Ну, или их вольных и невольных пособников. В широком смысле можно и так сказать, - ответил тот.

- Я, как парашютиста увижу, сразу к вам побегу, вы мне телефончик оставьте, - отвечал громким шепотом бывший ученый с безуминкой во взгляде, прищуриваясь и глядя прямо в глаза сотруднику органов.

После этого путь в семинарию ему был закрыт.

Ещё через несколько лет Г еоргий подкатил на престольном празднике [25] [26]в московском храме к одному провинциальному епископу, принялся рассказывать, насколько он хотел бы быть под началом столь замечательного и

30

крепкого в своем православии владыки и, что мечтает лишь о беспрекословном послушании столь великому светочу Истины. Владыка был покорён настолько, что уговорил местного уполномоченного по делам религий не препятствовать рукоположению не вполне благонадежного, с подозрительными выходками москвича.

Отцу Георгию достался дальний деревенский приход, а в начале 90-х к нему прикрепили ещё один не существующий в реальности храм в соседней деревне. Именно в этот храм и был поставлен отец Глеб, по рекомендации отца Г еоргия быстро прошедший все формальные процедуры перед

рукоположением, благо с падением Советского Союза уполномоченные исчезли и вопросы поставления новых клириков решались исключительно в епархии [27]. Старший товарищ ещё натаскивал ученика и частенько приезжал к нему на службу или звал новобранца к себе.

После второй рюмки Глеб решил, что самое время поговорить о делах: не рано, и не поздно. И начал.

- Я насчет крещения хотел уточнить... Мне в воскресенье первый раз крестить. Боюсь, чего накосячу...

- Не боись, я к те приеду - помогу. Ты, главное, ничего не сокращай, а детали я тебе покажу.

- В Москве, знаю, многие отцы сокращают, особенно запретительные молитвы на оглашении... для скорости и вообще, как не главное...

- Не главное! - передразнил наставник, - это же заклинательные молитвы на самого дьявола! Вот ты думаешь, почему сейчас самоубийств много?

- Ну, неверие, отчаяние, разочарование в жизни...

- Ты рассуждаешь, как Московский комсомолец, а ты - поп! Молитвы эти сокращают на крещении - вот и нет у человека должной защиты! А кругом, - выразительно поднял указательный палец отец Георгий - соблазны мира, наполненного бесами и масонами.

Мало кто мог сразу определить, когда отец Георгий переходит с серьёзного на стёб и обратно, возможно, он и сам это не всегда знал. Как-то он смог убедить целую толпу друзей, среди которых были и обладатели научных степеней, что птица Сирин существовала, и что в журнале Наука и жизнь была опубликована фотография её скелета, найденного нашими археологами. Кто-то даже побежал доставать указанный батюшкой номер от 1978-го года, и, когда искомое фото дивного скелета так и не было обретено там, отец Г еоргий без тени улыбки или намёка на смущение заявил, что номер изъяли и подменили масоны, после чего тут же предложил выпить за победу русского духовного оружия.

Самогон допили, и отец Глеб таки поставил чайник. Он всё вспоминал, что он ещё хотел спросить наставника из области практического пастырства. Наконец вспомнил.

- Отче, бывает люди в чём-то таком исповедуются, в чём-то особенном, тяжком... и ты должен, вроде, епитимию назначить строгую, дабы на себя не брать, но понимаешь, что не понесёт человек... Да и вообще, бывают же случаи, когда не знаешь, как надо. По правилам и канонам всё равно не выйдет, а как

быть?

- Когда не знаешь, как поступать и что сказать, поступай и говори по любви. Между правилами и любовью выбирай последнее, - ответил бывший сотрудник советского КБ и засобирался, так и не попив чай.

Отец Глеб вышел его проводить. Заморозка не было, и ноябрьская деревенская грязь полновластно овладела дорогами и тропинками.

На двери тёмно-синей Нивы отца Георгия, сквозь грязь просвечивала выведенная серебрянкой, доставшейся батюшке после покраски колхозного памятника Ленину, надпись: «Масоны виноваты!» [28]

У дер евенского стар ца

Научи меня жить, научи меня что-нибудь делать,

Сочтены мои ночи, и дни, словно сны, коротки.

А то, что любит сквозь сон, то, что дышит от имени тела, Это только тень на горячем песке у ленивой реки... Воскресение [29] , «Научи меня жить».