Алексей Марков - Бремя колокольчиков

- Нет, это не утечка, и не реакция, - сказал не отходивший от окна о. Пиндосий, - это врата ада раскрылись.

Все знали, что старец пошутить любил, но никто из нас и не подумал, что это могло быть шуткой, или хоть чем-то не точным в самом буквальном смысле.

- Шож зробить? Конец миру? - спросила украинская селянка.

- Молиться будем, - отвечал старец, - силен Господь и из ада восставить.

Молились часы ли дни, даже не знаю, всё смешалось, и псалтирь читали, Евангелие, и своими словами от сердца, и теми молитвами, кто какие любил, старец как бы всё это возглавлял, но ничему не препятствовал, хоть и нелюбимые им акафисты украинка читала, пусть, лишь бы от сердца... и просто молчали и молились, что, казалось, было самым правильным и точным.

В какой-то миг старец резко распрямился из земного поклона, обернулся

к нам:

Господь, не имеющий для Себя правил изменил суд свой, - сказал он без пафоса, по свойски, но с каким-то, казалось, внутренним трепетом, - время Он обернёт вспять. Как- будто не было ничего, отверстия врат и падения в него многих... Но... врата адовы духовно открыты останутся, и безумие будет идти от мавзолея по всей земле...и Иосифу антихристу недалеко от твоих, отец Игорь, мест священник поклонится, как и в других местах... Многие имущие разум, потеряют его, многие же и соблазнятся безумием, как бы влюбятся в него. И будет это не только в русской земле, но и за океаном. Безумнее же иных как бы Бога не познавших - многие верующие во Христа явятся, вере в свои страхи поклонятся и будут называть это поклонением Богу... А отец Дмитрий, тот, с которого всё пошло, на Красной площади служить не будет, но в другом месте выйдет он, возмущаемый гордыней своей, что служить ему мешают, и будет это безумие горше и гаже первого... Ведь врата ада по прежнему открыты будут, хоть и невидимо... И пока каждый в сердце своём не закроет их, ад безумия не сомкнёт врат своих.

Вечный ад

- Смерть? Все мы предвкушаем смерть, надеясь на лучшее послевкусие, - говорил старец обнимая кожу и кости молодой ещё по видимости женщины, раковой,- А что блудница? Так забудь. Иные блудницы - самые мученицы и есть. Скорее уж я в ад пойду, чем ты.

Сегодня старец Пиндосий выглядел неважно, страннее чем обычно, то ли обессилившим, то ли каким-то отрешённым. Кажется, и выходить то не хотел, но вот вдруг к этой женщине вышел, теперь развернулся и пошёл в келью, несмотря на то, что из ожидавших многие пытались обступить его, что-то спросить на ходу, и были среди них разные совсем люди, священники, монахини, дама в высокой причёске с депутатским значком на обширной груди... Келейник закрыл дверь, никого не пустив вовнутрь. Я остался с ними, второй день старец не отпускал меня.

Что-то мне понадобилось и я ковырялся в своём рюкзаке, когда услышал этот звук. Обернулся. Отец Пиндосий лежал на полу совершенно бледным. С верным келейником Степаном подлетели в момент, уложили на деревянный лежак, на котором я спал. Батюшка не приходил в чувство. Лицо его менялось. Я хотел было пойти к ждущим и спросить нет ли врача, но келейник остановил меня, сказал, что старец намекал ему, что если чего такое будет, не звать никого, кроме тех, кто в келье-избе в этот момент будет.

Сумерки своим потусторонним светом заглянули в окно. Я посмотрел в него, красными полосами небо, секунды, и эта красота становится другой, сумрак выходит тенями... Звук в келье, я обернулся и увидел, что старец сидит. Степан поднёс ему святой воды, тот выпил...

- Не было бы вас здесь сейчас, дорогие, ума бы я лишился, - молвил подвижник. Взгляд его был совершенно другим, тяжёлым? Да он у него всегда не лёгкий, безнадёжный скорее, такого я никогда у о. Пиндосия не видел.

Мы молчали. Посидев немного в тишине, он начал не торопясь, как бы собирая виденное в слова:

- Был я на службе патриаршей... Огромный, весь белый собор, золотые резные оклады, впереди иконостас весь блестит, далеко, образа не видно, но слышно всё хорошо, пол - мрамор цвета едкого такого... мрачный и суровый... Я вверх посмотрел, под купол, а там шары воздушные чёрные прям в него упёрлись, так что и лика не видно, но я почему-то и не сильно удивился этому, как будто оно так и должно быть. Народу полно, но все чинно стоят, рядами как бы, женщины все в платках, мужчины строгие... Все видно цену себе знают, и порядок... Всё им дышит..., - старец вздохнул тихо и продолжил, - Всякие такие службы большие и такие важные не люблю я, знаете, ну а что делать?... Как-то и не уйти оттуда, даже мысли этой нет, невозможно уйти... Потихоньку служба затягивает... Мальчик какой-то в форме суворовца между рядами прошёл, колесо на палке перед собой крутя, тоже серьёзный, без улыбки, никто на него внимание и не обращал... Вот что-то такое строгое и завораживающее, погружающее в какую-то глубину допели, и патриарх вышел на амвон, каждый шаг слышно... почему я уверен, что это патриарх, хоть и не знаю какой именно? Не просто епископ, а именно патриарх? Не знаю, но точно он... Дух власти от него... Проповедь начинает, про святыни и про порядок, про верность истинным ценностям... все молча слушают, внимают, только мне как-то не по себе внутри, холодок... Вдруг какой-то больной или бесноватый голосить начинает: «Да! Только так! Ты наша святыня! Не хочу святыни! Выход, дайте выход!» Все стояли как стояли, и патриарх не сбился, двое здоровых ребят подлетели к нему быстро, открыли дверь, что за одной из икон оказалась, и быстро под руки увели его туда... Повернулся немного, глядя на эту сцену, и тут вижу знакомое лицо, и он на меня смотрит... Да это же замполит наш, когда я ещё до Афгана служил офицером, он у нас был... Злой человек, наглый, циничный, не меня одного подставил, многим жизнь поломал, кому-то и напрочь... Улыбается. Проповедь как раз кончилась и он подходит ко мне:

- Пойдём, - говорит,- потолкуем, ведь целую вечность не виделись.

- Ну пойдём...

Заводит он меня в какую-то комнату прям здесь же в соборе, без окон маленькая, но не коморка... Объявления на стенах, стулья. Садимся.

- Ну что, солдат-монах, вот и встретились! Не ждал? Как тебе проповедь?

- Чинно всё сказано, со знанием. - Всё ещё не соображая, но и не удивляясь отвечаю.

- Патриарх - он и в аду патриарх! Власти то, власти сколько во всяком слове и движении, а?! - Возликовал замполит и пальцем в верх, любимый жест его был, помню.

- Чтож у вас здесь, ад разве?

- А ты ещё не понял? Умён, остёр на слово ты всегда был, но и глуп в главном. Порядка в голове у тебя нет.

- А у тебя есть?

- А я всегда знал кому служу, ну не знал, так ведал.

- Ну ты замполит совсем рассмешил, ну атеист вчера воинствующий на службе это ладно, таких полно теперь, но храм адом назвать? Знает он, ведает, ага! Видел я ад на землю вышедший, страшно это... и у отцов читал... Отчаяние, ужас... Серное море, гиена огненная...