Джозеф Годдстейн - ОПЫТ ПРОЗРЕНИЯ. Простое практическое руководство к буддийской медитации

Вопрос:А нет ли здесь опасности, что именно такая ясность может превратиться в объект привязанности?

Ответ: Может. Это называется искажением (коррупцией) инсайта. Саму ясность следует тоже делать объектом осознанности, чтобы не прилепляться к ней, не идентифицироваться с нею. Ведь ясность — это только часть всего процесса. Когда на определенном этапе практики человек впервые почувствует наработанную силу таких факторов, как полное-бодрствование-мысли и концентрация, он склонен думать, что уже достиг просветленности и что ничего больше делать не надо. В этом состоянии человек себя чувствует очень хорошо, поскольку уже присутствуют благотворные качества внутреннего света, любви, радости, спокойствия и умиротворенности. Это как раз та опасная фаза, когда на помощь должен прийти учитель, чтобы сказать очень простые слова: «Продолжай. Продолжай сидеть».

Вопрос: Когда достигаешь этой ясности, то сопутствует ли она процессу через все изменения, или это просто еще одна вещь, которая приходит и уходит?

Ответ: По мере того как практика углубляется, периоды ясности становятся все чаще и продолжительнее, но, конечно, перерывы между ними неизбежны. Ясность, как и другие факторы ума, набирает силу с практикой. Практикующий проходит через стадии последовательно возрастающей ясности и тогда, когда она более не сопровождается радостью и восторгом. Фактор ясности может присутствовать и в разных состояниях страдания. Вы проходите через такие периоды, в которых испытываете одновременно и сильнейшее страдание, и большую радость. И в страдании, и в радости может присутствовать фактор ясности. Тропа мудрости, как говорил Дон Хуан, ведет к достижению тотальности, интегративного единства в самом себе. Нельзя ограничиться испытыванием лишь какой-то части целого; надо объединить в себе испытание и счастья, и горести, и ясности, и — всего. Лишь в этом случае мы действительно поймем и охватим тотальность феномена, каковым мы являемся.

Вопрос: Ограничивается ли эффект медитации на любящей доброте лишь теми явлениями, которые происходят в нашем собственном ментальном пространстве?

Ответ: Энергия любящей мысли, направляемая на другие существа высоко сконцентрированным умом, весьма велика. Есть рассказ о Будде и его родственнике Дэвадатте, пожелавшем убить Будду, чтобы самому стать главой монашеского ордена. Дэвадатта знал, что он не может убить Будду каким-нибудь обычным способом, и все подготовил к тому, чтобы натравить на Будду, который для сбора милостыни пойдет по улице, жившего в тех местах огромного злого слона. Злоумышленник полагал, что в такой ситуации Будда либо побежит, спасая свою жизнь, и тем дискредитирует себя, либо найдет свою смерть под ногами гиганта. На следующий день, когда Будда шел по узкой улице, Дэвадатта кольнул слона из-за угла острым концом длинной палки. Это возымело действие, и слон устремился в ярости на одинокую фигуру впереди. Будда не побежал. Он просто остановился и спокойно стоял, сосредоточив весь свой ум на чувстве доброты и посылая мощные мысли любви атакующему слону. И далее говорится, что слон вдруг остановился и замер в непосредственной близости от Будды, совершенно успокоенный этим могуществом любящей доброты, и, как утверждает традиция, опустился на колени в пыли у ног этого человека.

Вопрос: Как наилучшим образом выражать метту?

Ответ: Сострадание и любовь совсем не обязательно должны следовать в своем проявлении каким-то установленным предписаниям. Практика метты означает, что человек должен быть на возможной для него высоте в актах любви и сострадания, но таким образом, чтобы это соответствовало ситуации. Здесь не следует искать особых предписаний, приличествующих каждой ситуации, так как единственным критерием правильности является внутренняя честность перед самим собой и полная искренность в чувствах. В самом начале практика метты зачастую выглядит довольно механической. Метта есть фактор ума вообще, это не какая-то мистическая вещь, которая либо дана, либо отсутствует. В этом смысле она подобна таким факторам и качествам ума, как полное-бодрствование-мыс-ли, концентрация, мудрость, алчность, гнев. Благодаря практике она усиливается, вне практики ослабевает. На первых этапах соответствующее ей состояние достигается не без усилий, она не проявляется спонтанно, сама собой, однако по мере ее целенаправленного развития вам становится все легче ее реализовать, пока наконец она не станет проявляться без ваших усилий.

Есть одна древняя даосская притча о дереве. Старым и кривым было оно. Каждая ветка скручена, обезображена узлами и наростами. И вот некто, проходя мимо него, поделился с собеседником такой мыслью: «Ах, какое это бесполезное дерево! Ствол и ветви кривы настолько, что невозможно придумать хоть какую-то цель, которой оно могло бы послужить».

Вторым собеседником был Чжуан-цзы, и он ответил: — Дерево, стоящее на вершине горы, — враг самому себе... Дерево корицы съедобно — и его срубают! Лаковое дерево — источник дохода, и люди калечат его. Каждый знает, как полезно быть полезным. Но, похоже, никто не знает, как полезно быть бесполезным.

Именно бесполезность этого дерева послужила ему защитой. Никому ни для какой цели оно не понадобилось, и потому никто не срубил его, и оно прожило до глубокой старости, реализуя свою собственную природу.

«Никто, кажется, не знает, как полезно быть бесполезным». Что же значит быть бесполезным? Это особый вид пустотности, когда не заполняется пространство стремления стать чем-то, быть чем-то особенным, когда ум освобожден от постоянно работающей идеи достигнуть чего-то. «Стать бесполезным» значит отодвинуться на задний план и предоставить своей природе выразить себя простым, свойственным ей образом.

Один известный монах, живущий в Таиланде, резюмировал эту стратегию ума — а пожалуй, и всю Дхарму — в следующей фразе: «Нет ничего, чем нужно быть; нет ничего, что нужно делать; нет ничего, что нужно иметь». То есть — ничего специального. Все эфемерно, все течет, все изменяется каждый миг. Если мы освободимся от стремления быть чем-то особенным, как-то особенно выглядеть, чем-то особенным обладать, освободимся от желания делать, быть, иметь, то мы сольемся с естественным развертыванием Дхармы.

Многие даосские писания содержат в себе мысль о желательности быть в этом мире невидимкой. Вот рассказ о том, как один китайский принц охотился на обезьян. Когда он пришел в лес, то сидевшие на деревьях обезьяны, как и следовало ожидать, бросились врассыпную. Но одна из них осталась сидеть на конце ветки как ни в чем не бывало, и принц пустил в нее стрелу. Храбрая обезьяна с великим проворством поймала стрелу в воздухе и, продолжая сидеть на месте, казалось, по-прежнему насмехалась над охотником. Тогда принц приказал всей своей свите стрельнуть из луков одновременно. С разных сторон взвились на этот раз стрелы — и обезьяна упала мертвой.