Дмитрий Щедровицкий - Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?

…То вот, Я еще необычайно поступлю… чудно и дивно, так что мудрость мудрецов… погибнет, и разума у разумных… не станет. (Ис. 29, 14)

А в Первом послании к Коринфянам задается прямой вопрос об истинной природе такой, не ищущей живого взаимодействия со всеведущим Богом, мудрости:

…Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? (IКор. 1, 20)

Вспомним, что к Иову пришли величайшие мудрецы своего времени, и все они — представители трех основных, господствующих, направлений человеческой мысли — оказались, скажем так, «полубезумными» перед лицом того, что происходило у них на глазах.

И в том же послании Павла сказано следующее:

Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым.

Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их.

И еще: Господь знает умствования мудрецов, что они суетны. (1 Кор. 3, 18–20)

В каком же случае умствования мудрецов (а ведь «мудрец» — это высочайший из «титулов», доступных человеку!) становятся суетными? В каком случае мудрецы уловляются собственным своим лукавством, т. е. своими законченными теориями бытия? Ответ простой: когда их теории не соотносятся с живым словом Божьим!..

Мы видели, как речи троих друзей Иова, обличавших его и осуждавших, разбились, словно три ладьи о несокрушимый риф, о его твердое упование на справедливость Божью (или допущение, что мир может существовать и без этого Божественного атрибута). И тогда трое друзей замолчали, поскольку Иов всё еще считал себя правым «в глазах своих» и продолжал вызывать на суд Создателя. Так начинается 32-я глава:

Когда те три мужа перестали отвечать Иову, потому что он был прав в глазах своих… (Иов. 32, 1)

Они ведь были мудрецами и потому поняли, что приводить еще какие-то аргументы бессмысленно, поскольку Иова им убедить ни в чем не удалось.

И тут выступает на сцену некий «четвертый из троих», если можно так выразиться, по имени אליהוא בן־ברכאל <���Элигу бен Барах’элъ>, или, в Синодальном переводе, Елиуй, сын Варахиилов. Об этом человеке ничего не было сказано прежде, имя его еще не появлялось на страницах Книги Иова, и он не упоминался в числе тех мудрецов, которые посетили страдальца. Появляется Елиуй совершенно внезапно — и сразу начинает говорить. Возможно, он был в свите одного из троих мудрецов, ведь такие вожди племен, древние шейхи, не ездили в одиночестве по пустыне, но их обычно сопровождала целая свита придворных и телохранителей.

И вот некто, чье имя אליהו־א <���Элиги> напоминает имя пророка Илии — אליהו <���Элийагу>, осмеливается теперь выступить с собственной речью, одновременно и осуждая Иова, и возражая предыдущим обличителям.

Елиуй действительно похож на пророка Илию — как своей бескомпромиссностью, своей абсолютной преданностью Всевышнему,

так и тем, что в его словах совершенно отсутствуют лесть или приспособленчество. Он ревнует о Боге так же, как впоследствии ревновал пророк Илия. Имя его, אליהוא <���Элигу>, означает «мой Бог — Он», т. е. это теофорное имя. Его отца зовут ברכאל <���Барах’элъ> — «благословенный Богом». В имени Елиуя как бы заключено указание на то, что «оправдывать» Бога — Творца вселенной — следует всегда, независимо ни от выгоды, ни от каких бы то ни было обстоятельств, и именно это приносит миру благословение. И еще один намек содержится в его имени: через Елиуя как бы говорит Сам Бог, вдохновенная речь Елиуя — это некое введение к непосредственной речи Создателя, когда Он напрямую откроется Иову, и тот услышит его голос из грома и бури.

Таким образом, Елиуй своей громовой проповедью готовит почву для прямого Божественного откровения. Каковы же его речи? Прежде всего, они самые правильные, наиболее адекватно передающие истину из всех, звучавших доселе. Это видно хотя бы из того, что когда впоследствии Господь повелевает Иову принести жертвы за троих друзей, говоривших неверно и тем навлекших на себя гнев Божий, Елиуй среди них не упоминается:

…Сказал Господь Елифазу феманитянину: горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили обо Мне не так верно, как раб Мой Иов. (Иов. 42, 7)

И еще одно очень существенное отличие от предшествующих философов: Елиуй не обвиняет Иова в неправедных или преступных делах, которые якобы и навлекли на него кару Господню. Однако обвинения из его уст раздаются и, надо сказать, основательные. В чем же они заключаются? В том, что нечестиво мнение Иова о неправоте Создателя. Елиуй осуждает мысли страдальца, а не его поступки, не приписывая ему напрасно нечестивых дел. Но поскольку в глазах Елиуя мысли — это самое главное (а мысль — действительно, источник и слов, и поступков), то обвинения всё равно звучат — и очень жестко, но на сей раз справедливо. Вот одно из таких обвинений:

…Тогда воспылал гнев Елиуя, сына Варахиилова, вузитянина из племени Рамова; воспылал гнев его на Иова за то, что он оправдывал себя больше, нежели Бога… (Иов. 32, 2)

Именно за это и разгневался Елиуй на Иова, а совсем не за то, что Иов якобы скрывал какие-то свои нечестивые деяния.

Елиуй так обращается к Иову:

Ты говорил в уши мои, и я слышал звук слов:

Чист я, без порока, невинен я, и нет во мне неправды… (Иов. 33, 8–9)

И далее он продолжает:

Вот в этом ты не прав, отвечаю тебе, потому что Бог выше человека.

Для чего тебе состязаться с Ним?.. (Иов. 33, 12–13)

Таким образом, по мнению Елиуя, Иов неправ на уровне не только мысли, но и речи. Затем Елиуй говорит так:

Вот, Иов сказал: я прав, но Бог лишил меня суда.

<���…>

Есть ли такой человек, как Иов, который пьет глумление, как воду.

Вступает в сообщество с делающими беззаконие и ходит с людьми нечестивыми?

Потому что он сказал: нет пользы для человека в благоугождении Богу. (Иов. 34, 5–9)

В то время как Елифаз, Вилдад и даже Софар обвиняли Иова в том, что он скрывает какие-то свои прежние злые дела, Елиуй утверждает, что Иов именно теперь, в данный момент, совершает явное нечестие: «…вступает в сообщество с делающими беззаконие и ходит с людьми нечестивыми». Но ведь Иов в действительности никогда с грешниками не ходил, в их сообщество не вступал; он был царем справедливым, судьей праведным. Почему же Елиуй так говорит? А потому, что слово, сказанное против Бога, ставящее под сомнение Его справедливость, Его праведность, есть «сообщение» с нечестивыми, есть «приобщение» к их единству — единству всех злых и темных сил. «Потому что, — говорит Елиуй, — он сказал: нет пользы для человека в благоугождении Богу». Но ведь Иов по сути это и декларирует, утверждая, что Бог поступает так же с нечестивым, как с праведным, обрушивает кару свою и на невинного, и на виновного. А ведь слово Иова имеет огромную силу, оно разносится широко. Какова сила этого слова, мы чувствуем через несколько тысяч лет, коль скоро и теперь говорим о Книге Иова и читаем ее. Значит, всё сказанное им имеет огромный резонанс в веках и народах. А следовательно, и то слово, им произнесенное, о котором упоминает Елиуй, — мол, что Бог и нечестивым, и праведным воздает одинаково, — может укрепить руки множества грешников. Вот против чего выступает Елиуй, обвиняя Иова.