Н. И. Сагарда - Лекции по патрологии I—IV века

Легко заметить, что у св. Иустина догматическая постановка в «Разговоре с Трифоном» настолько отличается от постановки ее в апологиях, что были даже попытки на этом основании отрицать принадлежность «Разговора» автору апологий. А дело заключается в том, что апологии адресованы были нехристианам, тогда как «Разговор», под видом обращения к иудеям, предназначен был преимущественно для употребления верующих. Поэтому эллинизация веры у апологетов имеет значение только метода, педагогического искусства, тактики защитника; и св. Иустин своим исключительным положением подтверждает общее правило: между всеми апологетами его апологетические произведения самые обширные и наиболее отличаются философским характером, и в то же время догматические положения у него изложены настолько ясно, что не позволяют пренебрегать его исключительным свидетельством. Нельзя упускать из внимания и того, что многие из апологетов кроме апологий писали и другие произведения, в которых они имели гораздо более поводов высказываться по вопросам внутренне-церковной жизни. Утрата этих произведений не дает права характеризовать их богословие так, как если бы дошедшие до нас апологии были единственным выражением их христианских мыслей. Эта утрата заставляет сознаться, что о богословии апологетов мы имеем далеко не совершенные знания. Таким образом, мы приходим к тому заключению, что влияние философии на христианские воззрения апологетов было естественным й непосредственным следствием прежнего духовного развития их и воздействия на их духовную жизнь национальной культуры и отношений времени. Но предположение сознательной тенденции апологетов эллинизировать христианство исключается психологически-религиозным ходом их развития. Этот ход развития указывает нам св. Иустин в начале своего «Диалога с Трифоном»; подобное можно предполагать и у прочих апологетов. Этому ходу развития соответствует также основная точка зрения на философию, что она содержит наряду с многими заблуждениями также и элементы истины. При таком положении невозможно было обойтись в богословских умозрениях апологетов без несознательного пользования философскими мыслями, чуждыми Евангелию. Но эти мысли не проникали в существенное содержание христианской веры, которая существовала прежде апологетов, и не были приняты в позднейшую древнехристианскую догму, так как характерных положений их богословия мы не находим в ней. Поэтому если необходимо кратко обозначить результат духовной работы апологетов, то следует сказать: не «эллинизирование христианства», а скорее наоборот: «христианизация эллинизма».

Было бы в высшей степени интересно знать, какое впечатление апологии производили на язычников; но, к сожалению, мы должны отказаться от решения этого вопроса, так как для этого нет данных. Правда, Иероним утверждает, что апологии Кодрата и Аристида, в числе других обстоятельств, побудили императора Адриана издать известный эдикт на имя Минуция Фундана (Hieron., De vir. ill. 19) [316], который помещен в конце второй апологии Иустина. Но к подобного рода известиям необходимо относиться с большой осторожностью, так как сомнительно, были ли действительно представлены императорам те апологии, которые в своем адресе имеют их имена, — более вероятно, что они предназначались для публики и им только придавали форму прошений на высочайшее имя. С другой стороны, если Цельс, ко времени которого уже написано было несколько апологетических произведений, как будто не читал ни одной апологии, то вообще должно сказать, что образованные язычники с половины II в. не могли уже игнорировать новой религии и тех доводов, какие приводились ее защитниками. В самом Риме философ Крескент ведет диспут с Иустином о христианской вере. Ритор Фронтон, учитель Марка Аврелия, один из выдающихся людей своего времени, оратор, споривший с Цицероном о первенстве, считал себя обязанным обратить свое искусство против христиан. Поэтому можно думать, что и апологии производили известное впечатление на общественно мнение. Даже не читавшие этих трактатов могли слышать о приводимых в них доказательствах в пользу христианства от христиан или от язычников, изучавших их. Но что самое главное, апологии научали рядовых христиан, как защищать свое исповедание и отражать нападения противников.

Древнейшим апологетом христианства в специальном смысле слова, насколько нам известно, был Кодрат или Квадрат. О нем сохранились самые скудные сведения, которыми мы обязаны Евсевию. В «Хронике» (ad an. Abrah. 2140; ed. Schoene II, 166) Евсевий называет апологета «слушателем апостолов» (Codratus apostolorum auditor et Aristides... Adriano supplicationes dedere apologeticas ob mandatum) [318]. В «Церковной истории» (IV, 3) он пишет, что после царствования Траяна «... наследовал власть Элий Адриан. Обратив к нему речь, Кодрат представляет ему апологию, написав ее в защиту нашей веры, потому что некоторые злые люди старались обижать наших (τους ημετέρους ένοχλΐν έπ€ΐρώντο). Это сочинение и доселе имеется у очень многих братьев, — есть оно и у нас; в нем можно видеть блестящее доказательство ума и апостольской правоты (учения) этого мужа. Он сам указывает на свою древность, о чем повествует собственными словами следующее: "Дела Спасителя нашего всегда были явны, потому что были истинны: те, которые были исцелены Им и восстали из мертвых, видимы были не только тогда, когда исцелились и воскресли из мертвых, но и всегда были налицо, — не только во время пребывания Спасителя на земле, но и по отшествии Его они жили достаточно времени, так что некоторые из них достигли до наших времен"».

Кроме того, имя Кодрата упоминается и в других местах «Церковной истории». В III, 37 Евсевий пишет, что между мужами, которые процветали во времена Поликарпа, Симеона, Папия, Игнатия, был и Кодрат, о котором есть известие, что он вместе с дочерьми Филиппа отличался пророческим даром. В V, 17 Евсевий приводит выдержки из сочинения какого-то анонима против монтанистов, в котором Кодрат причисляется к новозаветным пророкам наряду с Агавом, Иудой, Силой и Аммией, филадельфийской пророчицей; на них ссылались и монтанисты, говоря, что Монтановы спутницы получили дар пророчества преемственно от Кодрата и Аммии Филадельфийской.

Наконец, в IV, 23 Евсевий сообщает, что Дионисий Коринфский в Послании к афинянам упоминает о Кодрате, который после мученической кончины Публия поставлен был у них епископом и своей ревностью снова собрал рассеянную общину и оживил их веру. Приведенные сообщения Евсевия естественно вызывают вопрос: относятся ли все эти данные к трем отдельным лицам, или же возможно комбинирование их в приложении к одному или двум древним мужам, носившим имя Кодрата?