Н. И. Сагарда - Лекции по патрологии I—IV века

В своем содержании «Доказательство апостольской проповеди» не дает почти ничего нового по сравнению с теми данными, какие были известны из раньше написанного Иринеем противогностического произведения: в нем тщательно нужно искать новых мыслей и новых сообщений. Здесь Ириней раскрывает те же основные мысли, какие в полемической форме выяснены им в Adversus haereses, особенно в III—V книгах. Нет ничего нового и примечательного и в самом методе раскрытия предмета: Ириней пользуется теми же аргументами и текстами, какие обычно употреблялись в то время и какие уже использованы были самим Иринеем в Adversus haereses, причем доказательства группируются вокруг различных вопросов в такой форме, которая не может удовлетворить людей, привыкших к строгому порядку и методологической связи мыслей: нередко вопрос, который, по-видимому, был уже раскрыт и исчерпан, через несколько страниц появляется вновь; из одного и того же текста посредством своеобразного толкования извлекаются различные идеи. Правда, текстуальный аппарат в «Доказательстве апостольской проповеди» не имеет того объема и разнообразия, как в «Обличении и опровержении лжеименного знания», но важные тёксты находятся в обоих произведениях, изъяснены в том же смысле и использованы для тех же целей; некоторые разности в истолковании объясняются совершенно естественным различием точек зрения и задач обоих произведений. Но, не дополняя новыми данными имеющихся сведений о богословии св. Иринея, «Доказательство апостольской проповеди» имеет бесспорно важное значение для точного и всестороннего раскрытия учения знаменитого отца Церкви, внося в него некоторые новые штрихи, лучше выясняя дух его и обрисовывая с новых сторон личность самого Иринея.

Хотя из многочисленных произведений св. Иринея Лионского до нас сохранилось в целом виде только два: «Обличение и опровержение лжеименного знания» и трактат «Доказательство апостольской проповеди», но и на основании их мы можем составить довольно ясное представление об отличительном характере, основных положениях и содержании богословского учения выдающегося отца Церкви. В первом произведении св. Ириней подробно и отчетливо формулирует такие положения церковного учения, которые далеко выходят за пределы частной полемики и в которых он предвосхищает опровержение и возникших впоследствии ересей, раскрывая существенные стороны учения Церкви. Если и второе произведение также имеет в виду современные потребности церковной жизни, вызывающие на энергичную борьбу с еретическим учением в его различных формах, если и в нем полемическим противоположением существенных пунктов истинного христианского учения еретическому определяется как выбор, так и постановка вопросов; [то,] однако, здесь автор прямо указывает свою задачу в том, чтобы изложить возлюбленному другу Маркиану «все члены тела истины» и дать ему «важное письменное напоминание», заключающее в себе «драгоценную проповедь истины», «образ нашего спасения», «путь жизни, который пророки предсказали и Христос исполнил, апостолы передали, а Церковь вверила своим чадам во всем мире» [(Demonstr. 1; 98)].

Самый метод исследования истины и особенная настойчивость в раскрытии подробностей тех или иных положений церковного учения у св. Иринея определяются его полемикой с гностицизмом. В противоположность гностическим теориям, в Церкви чувствовалась потребность не новое созидать, а утверждать то, чем Церковь обладала от начала своего существования. И св. Ириней, вопреки априорным умозрениям гностиков, отказывается даже от помощи философии, признанной апологетами, и всецело основывается на фактах Откровения; по его взгляду, задача церковной науки состоит не в изменении содержания Откровения, не в том, чтобы измышлять иного Бога кроме Создателя, иного Христа или Единородного, но в том, чтобы тщательно исследовать мысль сказанного в притчах и соглашать с содержанием веры, раскрывать домостроительство спасения человека, изъяснять формы Откровения и цель Ветхого и Нового Завета, доказать воплощение Христа и воскресение на основании непоколебимого убеждения, что вся Церковь имеет во всем мире одну и ту же веру (Adv. haer. I, 10.3), которую она получила от апостолов и сохранила в чистоте и неповрежденное™. Таким образом, против гностицизма выдвигается и раскрывается понятие церковной истины. Но каковы источники для точного познания этой истины?

«Об устроении нашего спасения, — говорит св. Ириней, — мы узнали не через кого другого, а через тех, через кого дошло до нас Евангелие, которое они тогда проповедовали (устно), потом же, по воле Божией, предали нам в писаниях , как будущее основание и столп нашей веры» (III, 1.1). В полном убеждении, что «писания совершенны, так как они изречены Словом Бога и Духом Его» (И, 28.2), св. Ириней, так сказать, живет в Священном Писании: на основании его он опровергает противников и из него же развивает свое богословие. В качестве источника истины одинаковое значение имеют Писания Ветхого и Нового Завета: пророки, апостолы и все ученики Господа учили истине (III, 1.1—2; 24.1); поэтому рядом с доказательствами из новозаветных книг приводятся доказательства, в особенности из ветхозаветных пророчеств, которые предвозвестили все учение и факты веры (Demonstr. 43—86); все же ветхозаветные писания раскрывают историю спасения человечества. Особенно примечательно свидетельство св. Иринея о Евангелиях: «Столь велика достоверность этих Евангелий, что сами еретики воздают им свидетельство и, исходя от них, каждый из них старается подтвердить свое учение» (III, 11.7). Евангелий должно быть четыре, как принято в Церкви, — не больше и не меньше: «Невозможно, чтобы Евангелий было числом больше или меньше, чем их есть. Ибо так как четыре страны света, в котором мы живем, и четыре главных ветра, и так как Церковь рассеяна по всей земле, а столп и утверждение Церкви есть Евангелие и Дух жизни, то надлежит ей иметь четыре столпа, отовсюду веющих нетлением и оживляющих людей» (III, 11.8).

Однако в борьбе с гностицизмом Священное Писание не может быть признано последней инстанцией, — во-первых, потому что еретики распространяют массу апокрифических и подложных произведений, для того чтобы поражать людей несмысленных и не знающих истинных писаний (I, 20.1), во-вторых, потому что, читая подлинные писания без любви к истине, они не убеждаются (III, 11.7), в-третьих, потому что они объясняют их по своим фантазиям (II, 10.1-3; III, 12.7; III, 21.3). «Когда обличают (еретиков) от Писаний, то они обращаются к обвинению самих Писаний, будто они неправильны, не имеют авторитета, различны по изложению и (говорят), что из них истина не может быть открыта теми, кто не знает Предания; ибо [(говорят)] истина предана не через письмена, но живым голосом» (III, 2.1). Отсюда вытекает естественная необходимость в таком критерии, который представлял бы надежные гарантии против всяких извращений. Таким критерием является церковное Предание, которое имеет высший авторитет и согласно с которым должно понимать и Священное Писание. Но и это положение необходимо было определить и разъяснить самым точным образом, в противовес суждениям еретиков. «Когда мы, — говорит св. Ириней, — отсылаем их опять к тому Преданию, которое происходит от апостолов и сохраняется в Церквах через преемства пресвитеров, то они противятся Преданию, говоря, что они премудрее не только пресвитеров, но и апостолов, и что они нашли чистую истину», что они «несомненно, неповрежденно и чисто знают сокровенное таинство» (III, 2.2). Гностики видели себя вынужденными для своих идей, которые были чужды общехристианскому учению и противоречили ему, и которые они, однако, выдавали за высшее понимание христианства, — искать оснований в источниках, параллельных источникам церковного Предания. Они ссылались на собственное тайное предание, на мнимых апостольских мужей, которые сообщили им идущую от Иисуса Христа подлинную религиозную истину: Василид — на Главкия, спутника ап. Петра, или на Матфия; Валентин — на Февду, спутника ап. Павла; офиты — на Мариамну и через нее на Иакова, брата Господня, и т. д. [(cf. Clemens Alex., Strom. VII, 17.106; Hippol., Refut. VII, 20; X, 9)]. Этим как будто колебалось общее убеждение в том, что Церковь стоит в единении духа с апостольской проповедью, и возникала потребность ясно, убедительно и, так сказать, официально показать действительные пути истинного апостольского Предания.