Александр Шмеман - За жизнь мира

Не таково, однако, изначальное значение греческого слова литургия. Оно означает, прежде всего, общее действие, посредством которого группа людей исполняет свое призвание, осуществляет свое назначение, становится орудием Божиим для исполнения Его воли. Так, например, в Ветхом Завете, литургия избранного народа состояла в приуготовлении пришествия в мир Мессии, Спасителя. Этим приуготовлением древний Израиль претворял себя в народ Божий, а свою жизнь — в исполнение воли Божией, в «домостроительство» спасения мира.

В этой перспективе сама Церковь и есть литургия, ибо она призвана действовать в мире по образу Христа, свидетельствовать о Нем и об Его царстве, быть носительницей и раздаятельницей той «радости великой», о которой мы только что говорили, и в возвещении о даровании которой и состоит ее дело в «мире сем». Наше понимание и восприятие Евхаристической Литургии — средоточие всей жизни Церкви — не должно ограничиваться одними «литургическими» категориями. Подобно тому, как христианство можно и должно рассматривать как «конец религии», так и христианскую литургию надо воспринимать как конец «культа» — религиозного священнодействия, изолированного от жизни и противопоставленного ей.

Евхаристия есть Таинство. Но и это слово, изначально христианское, оказывается в наши дни спорным. Если вы зовете нас к таинству — говорят нам, то где же .служение Слова?» Где христианское служение любви к миру и людям? Помощь людям в их трудной судьбе? Ответа на эти, и подобные этим, вопросы пока не дадим. Ибо вся цель наша в том, как раз, и состоит, чтобы показать, что сами вопросы эти возникают в одном определенном, но не единственно возможном, идейном контексте; Пока что скажем самое для нас важное: Евхаристия — это вхождение Церкви в радость Господа Своего. Войти же в эту радость, засвидетельствовать ее в «мире сем» — это и есть первое, основоположное, «общее дело» Церкви, источник всех остальных ее служении.

Чтобы понять Евхаристическую Литургию, в ней нужно, прежде всего, увидеть шествие или странствие. Это шествие, это восхождение народа Божьего, Церкви на небо, в то небесное святилище, куда вознесся Христос и нас совознес с Собою. Начинается же это восхождение когда верующие покидают свои дома и жилища, чтобы «собраться в Церкви», воочию явить себе и миру то новое единство, новую реальность — присутствием, исполнением которой является Церковь. Нет, собираются верующие не для того только, чтобы «помолиться вместе», насладиться красотой службы, получить помощь и утешение. Их собирает в Церковь Сам Христос и собирает для участия в Его служении, в Его деле или «литургии». Литургия, как мы увидим, есть жертва и вот, для участия в этой жертве, для принесения себя и своей жизни и всего мира в жертву, «собираются верующие в Церковь», претворяют себя в то, чем стали они в крещении.

Литургия начинается, таким образом, с реального отделения Церкви от мира. Пытаясь сделать христианство привлекательным для «внешних», для «человека с улицы», мы часто игнорируем необходимость, обязательность этого отделения и зазываем в церковь саму «улицу». Мы забываем, что Христос, вознесшийся на небо, — «не от мира сего». Насколько присутствие Его в мире до смерти и воскресения, было так сказать очевидно, эмпирически ощутимо, настолько перестало оно быть таковым после Его воскресения из мертвых. Его уже не узнавали собственные ученики. Мария Магдалина приняла Его за садовника. У двух учеников, которым Христос явился на пути в Эммаус, — «глаза были удержаны так что они не узнали Его...» Все это означает, что Христос, после воскресения уже не был «частью» этого мира, этой реальности — и для того, чтобы узнать Его и войти в радость Его присутствия, нужно было сначала выйти из мира в ту, иную, реальность, в которой ученики в Эммаусе узнали Христа, когда Он, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им» (Лк. 24 : 30). Прославление, победа Христа не обладает «объективной очевидностью», как Его унижения, страдания и смерть. Оно познается только в Церкви и «дверям затворенным», когда она собирается встретить своего Господа и приобщиться Его Божественной жизни.

Первые христиане понимали, что это восхождение Церкви в «вожделенное отечество» Царства Божия — основное условие христианской миссии в мире. Ибо только гам, на небе, они погружались в иную жизнь нового творения, и когда, после этого восхождения, они возвращались в мир, на их лицах отражался свет, радость и мир Царства, и они поистине становились его свидетелями. Не «программы» и не «теории» несли они миру. Но куда бы они ни приходили, повсюду всходили ростки «радости великой», возгоралась вера, преображалась жизнь и невозможное становилось возможным. И когда их спрашивали: «откуда этот свет? Где источник этой радости?» — они знали, что отвечать и куда вести людей. Тогда как в наши дни мы и в самой Церкви находим так часто все тот же смертный и раздробленный «мир сей». И это так потому, что мы никуда не восходим, потому что мы ниоткуда не ушли...

Литургия начинается торжественным славословием:

«Благословенно Царство Отца и Сына и Св. Духа, ныне и присно и во веки веков». С самого начала указана цель нашего странствия: Царство Божие. На языке Библии, а на нем и говорит Церковь, благословить Царство — это значит объявить, исповедать и принять его, как конечную цель всей нашей жизни, как последнюю и наивысшую ценность всей жизни. Благословить — это значит принять, возлюбить, устремиться к этому Царству всей душой. Церковь есть общество и собрание тех, кому в Царстве Божием, явленном Христом, открылись само назначение и сущность жизни. Это приятие выражает собрание, отвечая на славословие торжественным Аминь, еврейским словом, означающим всецелое приятие, радость его и о нем... Это «Аминь» даровано нам Христом, ибо только зная Его, только в Нем мы можем сказать Аминь Богу. Если Церковь есть Аминь Христу, то сам Христос — «Аминь» Богу и в нем, в этом «Аминь» решается судьба рода человеческого. И потому именно это славословие и его принятие Церковью полагают начала нашему восхождению «к трапезе Господней, в Его царстве...»

Но мы все еще в самом начале. Мы покинули «мир сей», отложили всякое попечение о нем. Мы собрались вместе. Мы услышали провозглашение конечной цели нашего пути. На это провозглашение мы ответили Аминь. И мы возносим теперь Христу наши «общие и согласные молитвы», нашу общую и радостную хвалу. И снова, и снова необходимо подчеркнуть этот радостный, праздничный характер евхаристической литургии. Литургия — это, в первую очередь, собрание тех, кому предстоит встретить воскресшего Господа — и именно эта радость чаяния и чаяние радости звучат в песнопениях, выражаются в обрядах и, прежде всего, в духовной красоте священнодействия.