Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

Непорочная совесть, т. е. совесть истинная, в основании которой лежит чувство страха Божия и религии христианской, есть действительно неоцененное сокровище. Она служит самым лучшим руководителем на пути добродетели, и исполняет сердце праведника такими радостями, которые выше всех радостей мира.

Совсем не так рассуждает об истинной совести грешник. Он боится суда ее, потому что за этим судом непременно следует осуждение для него. И в самом деле, истинная совесть говорит прямо, что справедливо и что несправедливо. Она старается разоблачить те ложные добродетели, которыми мы хвалимся, и потому находится в непрестанной борьбе с нашим самолюбием и нашей гордостью. В тех поступках, которые свет называет великодушными, совесть видит нередко одно самолюбие; дела любви, совершаемые из тщеславия, называет она суетностью; благочестие, которым испорченное сердце лицемерно хочет прикрыть себя, на суде ее есть лицемерие. Перед лицом истинной совести часто является тот преступник, кто в глазах людей представляется добродетельным. Она не щадит никакого греха и при всяком случае напоминает нам о наших прошедших преступлениях, которые без ее напоминаний были бы, может быть, давно забыты. Такой суд совести делается, наконец, тяжким и страшным для грешника. Он хотел бы скрыться от этого внутреннего судьи: но скрыться нельзя, — потому что совесть следит за самыми сокровенными движениями сердца и не оставляет нас ни на одно мгновение. Итак, грешнику остается одно средство — прибегнуть к искусству, которым можно было бы изменить или, по крайней мере, заглушить совесть. Для этого он начинает испытывать самую истину; старается исследовать: действительно ли то истина, не предрассудок ли то, что говорит совесть? Ищет предметов для сомнений и тьмою этих сомнений старается окружить себя так, чтобы сквозь эту тьму никаким образом не мог проникнуть свет истинный. Часто спрашивает об этих предметах других людей, но непременно хочет получить ответ такой, который был бы отличен от ответа совести. Решает в уме своем множество возражений и сомнений, но всегда клонит к тому, чтобы решение их послужило в пользу страстей. Даже ищет наставлений, но только в душе требует другого наставления, нежели какое дает совесть.

Из такого исследования истины происходят все ложные правила. Когда мы придем к несчастному убеждению, что нами сделано все для испытания истины, — тогда для нас нет больше ни о чем заботы. Тогда мы стараемся убегать всех тех случаев, которые могут пробудить совесть и оживить естественное чувство добра и зла. Тогда на пробуждение совести мы смотрим, как на остаток неведения, и совершаем преступления, не замечая того, что это преступления. Хладнокровно переходим от порока к пороку, и мало-помалу так притупляем внутреннее чувство истины, наконец, что пием неправды яко же питие (Иов. 15, 16). Словом, уподобляемся тому опасному больному, который, будучи близок к смерти, думает, что он начинает выздоравливать.

Ужели это можно назвать желанием знать истину? Не значит ли это противоречить истинному убеждению в справедливости и несправедливости? Не значит ли это — ослеплять разум и попирать нравственный закон, начертанный Самим Богом в сердце человеческом? И чего можно ожидать от такого человека, для которого нет на земле ничего священного, кто хладнокровно противится действиям совести? Человеческое общество должно опасаться от его бессовестности самых чувствительных ударов для своего благосостояния, ибо к каким злодеяниям ни способен человек, поправший религию и истребивший в себе чувство нравственное?

Подобные люди обыкновенно говорят в свое оправдание: «Чтобы убедиться в истине, надобно знать и то, что говорится против истины». Но это то же самое, как если бы кто хочет узнать добродетель, тот должен обращаться с порочными; или: кто хочет избежать погибели, тот должен ближе подойти к змию, готовому броситься на всякого. Не так рассуждали истинные любители мудрости: «Кто не старается избежать угрожающей опасности, — говорит блаженный Августин, — тот ищет своей погибели».

Помни же всегда, христианин, что ты самым рождением призван к свету истины и дорожи этой незаслуженной милостью. Очищай свою совесть от мертвых дел изучением слова Божия и упражнением в христианских добродетелях. И тогда она сделается для тебя послухом на небесех и свидетелем в вышних (Воскр. чт., г. XXXIV, стр. 127).

XXI гл. Ст. 1. Кос. Библ. п. сл. В. Ч. 1876. I, 400. Патара. 13, п. сл. В. Ч. 1877. I, 160.

Ст, 7. Птолемаида. Б. п. сл. В. Ч. 1877. 1, 367-368.

XXI-XXIII. Чтения о св. ап. Павле. Последнее пребывание св. ап. Павла в Иерусалиме.

XXIII гл. Ст. 1. Анания. Б. п. сл. И. Ч. 1874. I, 128.

Ст. 26. Клавдий и Лизий. В. Ч. 1876. I, 320.

Ст. 31. Антипатрида. Там же, 145.

Чтения о св. ап. Павле. Ап. Павел в Кесарии. В. Ч. 1874. I, 228-230. ·

А. Никитина. Историческая вражда между саддукеями и фарисеями в отношениях к проповеди св. ап. Павла. Чт. в Общ. 1890. I, 421-424.

XXIV гл. Ст. 7. Салмон. Б. п. сл. В. Ч. 1877. II, 175.

Ст. 25. Друзилла. Б. п. сл. В. Ч. 1874. II, 335-336.

Иннокентия, Архиеп. Херсон. Узы Павла в Иерусалиме. Сочин. T. IX, 428-439.

Прот. Горского. Последнее пребывание ап. Павла в Иерусалиме. Ев. история и история апост. Церкви. 503-507.

Прот. Михайловского. Св. ап. Павел. Темничное заключение Павлово. Ап. Павел пред Синедрионом. 94-104.

Фаррара. Последнее пребывание ап. Павла в Иерусалиме. Жизнь и труды ап. Павла. II, 167-190. Феликс — римский прокуратор Иудеи. Первые дни христианства, стр. 53.

Жалоба иудеев и суд над ап. Павлом пред Фестом (XXV, 1-12). Мы видели, что Феликс оставил Павла в темнице. Едва прибыл в эту страну его преемник Фест, как первосвященник и знатнейшие из иудеев явились к нему с жалобой на Павла (Деян. 25, 2). Анании между ними не было: он убит был разбойниками. Итак, враги апостола два года ждали случая убить Павла, ибо они просили Феста, «чтобы он сделал им милость, вызвал (Павла) в Иерусалим», злоумышляя убить его на дороге. Прибыв в Иерусалим только на короткое время, Фест объявил, что скоро он возвратится в Кесарию и там выслушает их. Они последовали за ним, и на другой день после своего прибытия, седши на судейское место, (Фест) повелел привести Павла». Когда явился Павел, послышались прежние обвинения Против него, посему и Павел повторял прежнюю защиту и в оправдание говорил, что он «не сделал никакого преступления ни против закона иудейского, ни против кесаря». Подобно Феликсу, Фест не нашел в нем никакой вины, и хотя был справедливее и уважительнее Феликса, но не осмелился оскорбить иудеев освобождением апостола. Посему, желая сделать угодное иудеям, он спросил Павла: не хочет ли он отправиться в Иерусалим и там судиться иудеями, желая выразить тем, что он не оставит его на произвол Синедриона. Но Павел отказался от такого обещания косвенного покровительства. «Я стою пред судом императора», — отвечал он, и отвечал справедливо, потому что суд римского наместника почитался судом самого императора. Затем он заметил, что если Фест не нашел в нем вины, то, как официальный представитель императора, не может передать его в руки низшего суда. Но есть другой, высший верховного, суд, где он желает судиться. «Я требую суда Кесарева», — говорил он. Всякий гражданин имел право на такую апелляцию, и произнесение ее уничтожало силу предшествовавшего суда. «Фест, поговорив с советом, отвечал: ты потребовал суда Кесарева, к Кесарю и отправишься».