Иоанн Кронштадтский - Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса.

Внутреннее состояние еврейства перед разрушением Иерусалима. — Последние кровавые подвиги синагоги. — Стефан первомученик и Иаков праведный, — Конец, долготерпению Божию.

Священная история представляет примеры, что жизнь еврейского народа не проходила в мире и тишине, когда на род уклонялся от благочестия, давая простор своим страстям и порокам. Вожди народные редко проявляли заботу о водворении благочестия, а многие из них сами развращали народ. Немногие из вождей подражали Давиду, Иосии, Иосафату, а потому зло развивалось в еврейском народе с необычайной силой. Избранный народ все более и более становился хуже языческих народов, не знавших Бога. Поэтому нельзя удивляться, что народ, обладавший неоценимым благом Богопознания, принявший все сокровища истины и обетования о Спасителе рода человеческого, остался позади всех в то самое время, когда данные ему обетования спасения совершались на деле. Гордый своей истинной религией, он, за свою гордость, был предоставлен на произвол собственного разумения. А его собственное гордое разумение не хотело знать Мессии в уничиженном виде и отвергло Его, — не разумея того, «что служит к миру Израиля» (Лук. XIX, 42).

Высшая мера ответственности падает на то общество, которое сознательно отвергает примирение с Богом. За это оно лишается покровительства Божия. В таком обществе начинают разгораться страсти политические. Что мудреного, если огонь революции вспыхнет, и общество с неистовством страстных побуждений предастся убийствам и самоистреблению.

С Иерусалимом произошло нечто худшее, чем с Содомом и Гоморрой. По свидетельству историка того времени 3 3 Иосифа Флавия, современника и очевидца падения Иерусалима, описавшего иудейскую войну. , он сам истребил себя, вероятно, потому что грехи его вождей, возненавидевших Бога, превзошли грехи Содомские.

Известно, что, кроме религиозных партий — фарисеев и саддукеев — существовали в Иудее и политические партии.

Таковыми были иродиане, те же саддукеи, но с политическим оттенком приверженности к римскому правительству, и зилоты — ревнители национальной свободы, надеявшиеся на восстановление не только иудейского царства, но мечтавшие о всемирном господстве иудейства. Это те же фарисеи, только с политическим оттенком лжемессианства.

Религиозное и политическое разделение общества, начавшееся незадолго до пришествия Христова, продолжало развиваться все более и более под властью Рима.

Представители иудейства — первосвященники и книжники, разрозненные религиозными и политическими убеждениями, только по временам приходили к единодушию, а затем внутренняя, ожесточенная рознь опять разделяла их. Весьма замечательно проявление единодушия, какое обнаружили они в злобе на Господа Иисуса Христа и Его осуждении без вины на смерть.

В ненависти к учению Христа Спасителя сошлись религиозные и политические партии и на осуждении Его помирились непримиримые и даже личные враги, какими были Ирод Антипа и римский прокуратор Пилат, сошлись, забыв вражду. Это замечательное единодушие в восстании на Христа Спасителя предвозвещено за тысячу лет пророками: «Восстанут цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его» (Псал. II, 2).

Несмотря на это, и теперь есть сомневающиеся в том, было ли это восстанием против Господа, или же начальники иудейские пребывали в неведении, что имеют дело с Творцом неба и земли в лице Его Помазанника.

Они знали с Кем имеют дело и доказательство того — вопрос Каиафы Иисусу Христу пред синедрионом, вопрос о Его Божестве, как Мессии.

Если бы Каиафа не был уверен, что в торжественную минуту, при заклинании, Христос, то есть Мессия, не отречется от Божества Своего, то и не предлагал бы такого вопроса. Он предвидел ответ. Имей Каиафа дело с обыкновенным человеком, мог бы услышать отрицательный ответ, и тогда весь предательский план восстания против Господа и против Помазанника Его рушился бы, ибо на суде свидетельские показания не могли сплести никакого обвинения достойного смерти.

Каиафе и его приверженцам перед лицом Самого Господа невольно пришлось сбросить маску лицемерия и открыто обнаружить себя врагами Божиими, каковыми они и были в действительности. Как первосвященник, он тщательно скрывал это перед людьми, чтобы не лишиться их уважения. Перед лицем Самого Господа скрыть эту затаенную вражду оказалось невозможным.

Маска лицемерия свалилась внезапно сама собой.

Волей-неволей, а пришлось-таки предложить такой вопрос, который обличал самого Каиафу в совершенной уверенности, что имеет дело с Самим Богом, в лице Его Помазанника, в лице Сына Божия, сделавшегося добровольно Сыном Человеческим. Конечно, на престоле Каиафы сидел сатана.

«Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, вопрошал Каиафа, Ты ли Христос, Сын Божий?» (Матф. XXVII, 63).

Однако ж возможно ли то, чтобы человек, существо столь ничтожное, хотя и разумное, сознательно дерзнул вступить в открытую вражду с Самим Всесильным Богом неба и земли?

Опыт удостоверяет, что в роде человеческом, по наущению дьявола, есть немало врагов Божиих, ненавидящих Бога, как ненавидит Его сатана и ангелы его. Как назвать тех из людей, которые по наущению от дьявола не только тайно, но и явно ненавидят Слово Божие, извращают заповеди Его не по немощи своей, но с дерзостью и ненавидят по убеждению, благое иго и легкое бремя евангельских правил для жизни. Что пользы, будто веруют в Бога. Маска, которую они лицемерно носят, несомненно спадет когда-нибудь и будет ясно пред всем миром, что они враги Божий и принадлежат к страшному сонму ненавидящих Его, подобно Каиафе и приверженцам его, «возненавидевшим Бога без причины» (Псал. XVIII, 5; Иоан. XV, 25).

Некоторые христианские мыслители впадают в недоумение: могла ли иначе отнестись к Христу иудейская синагога при том настроении, какое дано ей законами Моисеевыми, строго воспрещавшими всякое представление себе Божества в чувственных образах. Совсем не одно и то же — воспрещение изображать Божество в чувственных образах (во избежание языческого многобожия и идолопоклонства, отчего предостерегал Моисей) и верование в возможность явления Божества в чувственных образах, примерами которого преизобилует ветхозаветное домостроительство, изображаемое св. Писанием.

Для верящего Моисею и его священным Писаниям легко было уверовать в Христа, как воплотившегося Бога, ибо писания Моисеевы, начиная от первого явления Бога в раю падшему Адаму и до неоднократных явлений Аврааму, Исааку и Иакову, да и самому Моисею и пророкам, постоянно повествуют о чувственных образах, в которых Бог благоволил открываться людям.