Иоанн Кронштадтский - Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса.

Священная трапеза, устрояемая среди алтаря, именуемая Престолом, имеет знаменование гроба Христа Спасителя, как источник нашего воскресения, а потому во время каждения окрест св. трапезы священником или диаконом читается известный тропарь:

«Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в рай же с разбойником, и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом вся исполняли Неописанный.»

Пред началом Литургии совершается одно знаменательное действие: отъемлется завеса, открывающая небо или святая святых. Чтобы уразуметь это тайнодействие, припомним обещание Христа Спасителя.

«Истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому». (Иоан. I, 51).

Как бы в знаменование сего обетования, из алтаря, как Ангел с неба, исходит диакон и становится пред царскими вратами, ведущими ко гробу Христову. Сей гроб таинственно изображает Престол или Трапеза. Место, на котором становится диакон, в древности представляло особое возвышение, таинственно образующее камень, отваленный Ангелом от гроба Христова. С этого камня Ангел благовествовал о воскресении Христовом.

Евангелист Матфей повествует:

«Сделалось великое землетрясение; ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег. Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые. Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса...» и проч. (Матф. XXVIII, 2–5).

Проповедником воскресения Христова был Ангел Господень Таинственно образующий его диакон, начинает благовестив молитвенного служения Богу обращая речь к предстоящему у гроба Христова священнику:

«Благослови, владыко!»

Как просвещенный светом воскресения Христова к познанию триединого Бога, иерей от лица предстоящих людей вместе со всею Небесной Церковью начинает славить царство Отца и Сына и Святого Духа. Лик предстоящих людей заключает сие славословие выражением своего единомыслия: да будет так; по-еврейски: аминь.

Воскресение Христово соединило тесным союзом взаимной любви Церковь земную с небесной, человеков с Ангелами, а потому Ангелы Божий становятся участниками и ближайшими споспешниками человеков в молитвах. Таинственно образующий Ангела, обучающего людей о чем и как следует молиться, стоит диакон на возвышении, как Ангел на камне, отдаленном от двери гроба Христова и возглашает одно за другим молитвенные прошения или ектению так внятно, чтобы предстоящие люди без затруднения могли повторить в уме молитвы, прошения и благодарения, а по окончании диаконской ектений, по гласу иерея из алтаря, как с неба, совокупно с небесной Церковью прославляли блаженную Троицу.

Привычка неотступно следовать умом за пением и чтением и возгласами, как иерея, так и диакона, приобретается постепенно, хотя и требует некоторого напряжения и усилий над собой.

Немощь человеческая больше всего сказывается в рассеянности ума. К уврачеванию этой немощи благотворно действует соблюдение заповеди Христа Спасителя о необходимости во время молитвенного подвига ничем посторонним не увлекаться, и в особенности не увлекаться желанием показаться перед людьми. Христос Спаситель заповедует молящемуся углубляться в самого себя и молиться так, чтобы другие не видели и не слышали внутреннего молитвенного подвига. Это невидимое и незаметное делание ума выражено Христом, приспособительно к пониманию слушателей, в следующих таинственных словах: «когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Матф. VI, 6).

Возникает вопрос: почему все иерейские возгласы оканчиваются славословием Пресвятой Троицы? Это — в знамение единения в любви к своему Владыке и Богу между Церковью земной и небесной. Иерей в алтаре представляет как бы Церковь небесную; а как там на небесах непрестанно и немолчно славится и воспевается вели кое Имя Пресвятой Троицы, то и Церковь земная, научаемая от небесной, заканчивает все свои моления, прошения и благодарения небесным славословием.

По окончании великой ектений идет пение праздничных антифонов. Обычай петь в таком порядке священные стихи, относящиеся к празднику, введен в Церкви священномученником и апостольским учеником св. Игнатием Богоносцем. Он удостоен был принести этот обычай в Церковь земную по образу Церкви небесной, ибо, подобно Боговидцу Моисею, видел духовными очами устроение Церкви небесной и попеременное пение ликов Ангельских.

Назначение антифонов не столько молитвенное, сколько учительное, ибо содержание этих стихов взято из пророчеств о Мессии. Чтобы молитвенное настроение, столь необходимое для членов Церкви земной, не прерывалось ни на минуту, по каждом антифоне бывает малая ектения, содержащая в себе только начало и конец великой ектений. Чтобы возбудить в предстоящих людях молитвенный дух, Ангел, стоящий на страже молитвы, чрез тайно образующего его диакона, взывает со своего места на камне, отваленном от двери Гроба Христова; «Паки и паки Господу помолимся» и пр.

Во время антифонов иерей стоит в алтаре у гроба Христа Спасителя и, подобно Ему, молившемуся об учениках Своих в то самое время, когда готовился уже принести Самого Себя в жертву Богу, молится о предстоящих людях: да дарует им Господь милость Свою и познание истины, а в будущем веке живот вечный.

При конце второго антифона поется догматик о Христе Спасителе, научающем право веровать в величайшую тайну спасения нашего чрез воплощение Бога Слова от Святой Богородицы и Приснодевы Марии.

Составление этого догматика приписывают благочестивому ревнителю православия царю греческому Юстиниану, происходившему, как известно, из славян.

В царствование одного из его предшественников Феодосия II, в Цареграде возникла душепагубная ересь против учения о воплощении Христа Спасителя, будто бы Он в земном рождении Своем не был истинным Богом, а соделался причастным Божеству впоследствии чрез усыновление, со времени крещения. Эта разрушительная выдумка тонко была направлена к отрицанию таинства воплощения Бога Слова, следовательно, и таинства искупления рода человеческого страданиями и смертью Господа Иисуса Христа, так как очевидно, что страдания и смерть обыкновенного человека не могут иметь никакою спасительного значения для всего рода человеческого. Этой еретической выдумкой, можно сказать, разрушались в прах все основы христианства, а потому ересь эта была осуждена, отвергнута и проклята Вселенскими Соборами, бывшими еще раньше Юстиниана. Этот ревнитель православия, знаменитый еще как строитель Софийского собора в Цареграде, жил уже во времена V Вселенского Собора, который, между прочим, занимался осуждением сочинений, ошибочно, или без злого умысла принимавших за истину подобные разрушительные выдумки. Царь, ревнуя о православии, составил против этих заблуждений чудную догматическую песнь, принятую Святой Церковью: