Евгений Поселянин - Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников

Его пища состояла только из хлеба, и он жил в нищете; но это не помешало тому, чтобы несколько злых людей, живших только грабежом, не приходили несколько раз грабить его последние крохи. Желая раз и навсегда оградить себя от них, он пошел однажды в пустыню и приказал двум большим драконам следовать за собой. Затем поставил их у дверей своей кельи и велел ее сторожить. Воры, вернувшиеся, чтобы ограбить его, при виде этих ужасных животных были охвачены таким ужасом, что упали на землю без чувств.

Преподобный видел их из своей кельи и, выйдя из нее, поднял их и, упрекая их в злом намерении, сказал им:

— Вы более жестоки, чем эти звери, которые слушаются меня из покорности к Богу, между тем как вы нисколько не боитесь Его правосудия и не стыдитесь смущать покой Его слуг. Он велел войти им в свою келью, усадил их за стол, дал им есть, и это чудо вместе с его кротостью произвело на них столь глубокое впечатление, что они обратились к Богу.

Ужасный дракон опустошил соседние провинции. Когда он унес нескольких жителей страны, они для избавления своего прибегли к преподобному, и чтобы побудить его скорее к помощи, они привели к нему сына пастуха, который при одном виде этого зверя лишился рассудка и тело которого от отравленного дыхания дракона распухло и онемело. Сперва преподобный исцелил этого мальчика, но хотя он и решился убить чудовище, не пожелал ничего обещать. Он пошел только к месту, где надеялся его встретить, и стал там на колени для молитвы.

Скоро дракон появился, заражая воздух ужасающим зловонием своего дыхания, и с ревом и свистом, способными испугать самых храбрых людей, он бросился на него, чтобы его пожрать. Но святой, не смущаясь, сказал ему: «Да подаст тебе смерть Иисус Христос, Сын Божий». Он не успел произнести еще этого заклинания, как зверь изрыгнул вместе с ядом свою жизнь и лопнул в середине своего тела.

Присутствующие были охвачены страхом при виде этого чуда. Нестерпимый запах, выходивший из тела чудовищного животного, принудил их набросать на него большие кучи песку, и все это время преподобный стоял около него, потому что, хотя дракон и казался околевшим, никто не осмеливался подойти к нему иначе, как в присутствии преподобного.

Этот великий служитель Божий был раньше иноком общежительным, прежде чем стать отшельником, как это бывало часто в его время. Монастырь, в котором он был воспитан, состоял приблизительно из ста монахов и был расположен около города Гермопольца в Нижней Фиваиде. Он был туда принят довольно молодым и нашел там все, что могло способствовать его духовному воспитанию. Религиозная дисциплина и послушание были там во всей силе и все вели себя согласно уставу или подчиняясь приказанию старцев. Иноки хранили там всегда полное сосредоточие, мысля себя всегда в присутствии Божием, и нарушали молчание лишь тогда, когда лучше было говорить, чем молчать. Все всеми силами стремились угождать Богу и служить Ему днем и ночью, и все они были в столь тесном единении, что, казалось, у всех них лишь одна воля.

Преп. Онуфрий прожил с ними немного лет. Хотя он был и очень молод, поступая к ним, но его семидесятилетнее пребывание в пустыне не позволяет предполагать долгого промежутка времени между его поступлением в монастырь и выходом из него для отшельничества.

Не по капризу, не по желанию сбросить с себя спасительное иго послушания решился он оставить общество своих братьев, но по глубоким к этому побуждениям. Он слыхал, как с великими похвалами передавали рассказы об отшельниках, живших в пустыне, ряд которых открыли Илья Пророк и Иоанн Креститель, которые с неодолимым мужеством выдерживали борьбу с демонами, из любви к Богу жили в вольном лишении всех человеческих утешений. Приносили себя беспрестанно в жертву Иисусу Христу своими подвигами и имели поддержку в одном только Боге, в Коем положили всю свою надежду. Не удивляясь этому образу жизни, столь страшному для человеческой природы, преп. Онуфрий почувствовал сильное желание начать такую жизнь, и после некоторых серьезных размышлений он направился через горы, отделяющие большой оазис от Нижней Фиваиды.

Пройдя приблизительно сутки по необитаемым местам, он был остановлен на своем пути удивившим и даже испугавшим его ярким светом, так что он уже думал вернуться в свой монастырь; появившийся вслед затем в этом свете блаженный дух ободрил его и уговорил продолжать дорогу, сопроводил его и дал ему прекрасные советы насчет той жизни, которую он собирался вести.

Он довел его таким образом до пещеры одного старого отшельника и тут исчез. Онуфрий объявил о своем приходе, спрашивая, по обычаю отшельников, благословения у старца, который, выйдя тотчас из пещеры и видя его лежащим ниц, поднял его, дал ему целование мира и с любовью принял его. Онуфрий остался с ним некоторое время — или для того, чтобы научиться от него обязанности отшельнической жизни, или чтобы испытать себя в ее трудностях. Затем старец, видя, что он достаточно крепок духом, чтобы обойтись без его наставлений, объявил ему, что настало время жить ему одному и что он желает отвести его на место, которое провидение приготовило для его жилья.

Они шли вместе четыре дня подряд и на пятый достигли ужасной пустыни, окруженной горами, где святой старец показал ему пещеру и объявил ему, что это место назначено ему Богом. Он с ним пробыл еще месяц, чтобы помочь ему привыкнуть к новой жизни и окрепнуть в своем намерении, и все это время он не переставал давать ему спасительные советы. Затем он поручил его Господу и вернулся домой, но посещал его однажды в год. По-видимому, однако, это продолжалось недолго, потому что добрый старец был уже в очень преклонных летах. Однажды, когда он пришел навестить Онуфрия, он заболел и умер на его руках, истомленный трудами и старостью и обремененный добродетелями. От рук же Онуфрия он принял и погребение.

Онуфрию, лишенному утешения, которое он получал от своего духовного отца, пришлось также очень много вытерпеть в суровой пустыне, прежде чем он приучил себя к голоду, жажде и к непостоянству воздуха. Но еще более вытерпел от различных, нападавших на него искушений. Он признавался отшельнику Пафнутию, что иногда он доходил до такого физического бессилия, что в нем оставалось как бы легкое дуновение жизни и как будто бы душа его должна была сейчас покинуть его тело. Но он утешался упованием вечных благ, зная, что Бог, верный обещаниям Своим, приготовил в небе великую славу для тех, кто Ему верен.

Он питался в течение некоторого времени дикими травами, росшими в окрестности его пещеры; впоследствии он прибавил к этому финики, которые он нашел в одном месте. Голая земля служила ему постелью то в его пещере, то на равнине, то на горе, смотря по тому, где заставала его ночь в его молитве. Одежда его была совершенно изношена, и скоро для прикрытия наготы у него не осталось ничего, кроме его собственных волос, которые выросли по всему телу, как шерсть у животных, и опоясания из листьев.