Александр Сегень - Поп

Эту книгу Александр Сегень написал по особому и весьма почетному заказу, поступившему от самого Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Как известно, отец Патриарха, священник Михаил Ридигер, во время войны оказался на оккупированной врагом территории и продолжал свое пастырское служение. Давно пришла пора реабилитировать тех, кто продолжал жить, растить детей, выживать под гнетом врага. Врачей, учителей, крестьян, рабочих. И священников. В романе рассказывается о судьбе православного священника в годы войны на оккупированной фашистами территории Псковской области. Вынужденный притворяться, что действует под крылом гитлеровцев, отец Александр активно помогал партизанам, принимал в свою семью детей, оставшихся сиротами, беженцев и узников концлагеря Саласпилс.

Популярный русский режиссер Владимир Хотиненко снял по этому роману фильм «Поп». Съемки этого фильма шли с лета 2008 года. Патриарх Алексий II постоянно следил за ходом работ. Он лично утверждал актеров на главные роли. Роль священника сыграл Сергей Маковецкий, роль попадьи — Нина Усатова. И получился неповторимый дуэт. Этот фильм — одна из главных премьер осени 2009 года.

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) стал прообразом отца Александра Ионина, главного героя нового фильма Владимира Хотиненко «Поп» об истории Псковской миссии на оккупированных территориях СССР в годы войны.

«У нас есть сцена, где отец Александр читает проповедь, — это абсолютная цитата из Иоанна Крестьянкина. Он был нашим вдохновителем. Маковецкий многое взял из его поведения, характера, речи. Надо было, чтобы этот человек был прост и смиренен, с нормальными реакциями», — сказал В.Хотиненко

Режиссер отметил, что Сергей Маковецкий соединил в образе отца Александра «черты многих священников, включая, царствие ему небесное, патриарха Алексия. Но в основном — отца Иоанна Крестьянкина».

«Когда Сергей работал над ролью, мой сын Илья принес ему записи проповедей отца Иоанна, документальный фильм о нем, и мы с Сережей в первую очередь брали с него характер. Смотрели, слушали, читали», — рассказал В.Хотиненко.

Он напомнил также, что фильм о Псковской миссии снимался по благословению патриарха Алексия II, который «хотел, чтобы эта трагическая страница жизни Церкви была известна, хотя понимал, насколько это опасная тема».

Фильм (его первоначальное название — «Преображение») рассказывает историю отца Александра Ионина, который нес служение в Псковской православной миссии на оккупированных фашистами территориях северо-запада России.

Слова такого нет в родной речи, чтобы передать все благоухание и весь чистый свет того упоительного июньского полдня, когда, отменно пообедав, отец Александр Ионин в легком летнем подряснике сидел за чтением и, досадуя, беседовал с мухой. По своему обыкновению, священник благочестиво расположил пред собой книгу и читал, сидя над нею, как ученик, сложив руки одна на другую. Муха же, напротив, лишенная всякого благочестия, то и дело приземлялась на страницы книги и ходила по буквам, отвлекая батюшку, который вынужден был любоваться тем, как она потирает передними лапками, будто говоря : «Ага! Сейчас мы тут напакостим!», моет лупастые глаза, словно совершая мусульманский намаз, а затем уже задними лапками чистит себе прозрачные крылья.

— Вот, муха, до чего же ты непочтительное творение Божие! — возмущался шестидесятилетний священник. — В то время как я, лицо духовного звания, протоиерей, рукоположенный некогда самим Вениамином, митрополитом Петроградским, погружаюсь в дивный мир поучений преподобного аввы Фалассия, ты имеешь дерзновение садиться на сии красноречивые словеса, ходишь по ним своими наглыми ножищами, моешься тут, прости Господи, и вообще, неизвестно, какие вынашиваешь замыслы.

Он снова старался сосредоточиться на словах мудрого старца: «Кто передает брату укорения от другого, тот под видом доброго расположения таит зависть... как ароматов нельзя найти в тине, так и благоухания любви в душе злопамятного... Расторгни узы любви к телу, и ничего не давай сему рабу, кроме необходимо нужного...» — и снова спотыкался об эту хамоватую муху, пока не вынужден был дать ей щелчка:

— На-ко!

Муха жалобно перевернулась на спину, сердито взлетела и переместилась на подоконник.

— И это я, про которого говорят, что я мухи не обижу, вынужден был чуть не убить тебя, — укоризненно сказал назойливому насекомому священник. — Ладно уж, ползай тут. Глядишь, и тебе перепадет мудрость.

В комнате с полным ситом яиц появилась супруга отца Александра, матушка Алевтина Андреевна, ровесница своего мужа, она даже была на полгода его старше.

— Ты с кем разговариваешь?

— С мухой.

— Охота тебе! Не пойму, отчего это куры так стали нестись? Вон сколько наквокали за сегодня! Это бывало такое? Неведомо, к добру ли?

— Отчего ж не к добру?

— Да уж и не знаю, чего думать...

— Вот вы, люди!.. Не станут нестись куры — плохо, много несутся — опять не так.

— Да ведь все должно в меру быть. А ты не спорь — когда куры чересчур несутся или когда грибов слишком много в лесу — всегда к войне. И не нравится мне, что Моисей пришел. Иди, тебя просят позвать.

На крыльце у отца Александра состоялась беседа с Моисеем:

— Помоги, батечка, — говорил Моисей. — Не унимается она. Мы и так, и этак ее уговаривали, а она все талмуды чтит. Стала вовсе невозмутимая. И такие страшные слова говорит: «затхлая атмосфера», «беспросветность». Это про веру своих предков!

— Чем же я помогу тебе, милый человек?

— Э! кто не знает отца Александра! Все знают вас, как вы имеете силу проповеди. Говорят, очень ужасная сила.

— Так ведь я о Христе проповедую, за Христа, а ты, добрый человек, как я понимаю, просишь иное — чтобы я твою дочь от Христа отваживал.

— Ой, Боже, ну что вам стоит! Одного отвадите, а за это сто человек еще привадите. Посуди сам, батечка, у тебя четверо сыновей, все взрослые, двое в Москве, один в Ленинграде, тоже, я скажу, неплохо, а один аж в самом у Севастополе. И никто не против, живите в свое удовольствие. А у мене же ж пятеро дочерей и только одна в замужах. Если же Хавочка свершит свои нелепые мечты и переместится в вашего Бога, то кто ее возьмет в замуж? Наши не возьмут, потому что она наша. Ой вэй, горе ж мне! На колени встану, помоги!

— Ах ты, оказия какая, — сокрушенно пробормотал отец Александр, теребя свою красивую бороду, светло-русую, украшенную благородными седыми опушками.

Дочь Моисея стояла поодаль возле кладбищенской ограды, издалека — очень даже русская девушка среди русского пейзажа с погостом и церковью, березами и осинами. Увидев в священнике замешательство, Моисей кликнул ее: