Пьер Гольбах - Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов

В самом деле, столкнувшись с интриганом Самуилом, он получает от него помазание на царство во вред своему законному государю. Не будучи в состоянии осуществить права, данные ему пророком-изменником, он некоторое время держится в тени. Но вот он отличился сказочными подвигами, как все герои Иудеи; благодаря этому он становится известен царю, отдающему за него свою дочь. Вскоре, однако, он впадает в немилость у тестя, которому, конечно, должны были надоесть его козни, поддерживаемые жрецами и пророками. Вынужденный бежать из дворца, чтоб спастись от справедливого гнева царя, Давид направился в Номву к первосвященнику Ахимелеху, снабдившему его и его сторонников провиантом. Саул жестоко и, пожалуй, неосторожно наказал жрецов, пособников взбунтовавшегося зятя. Последний со своей свитой из разбойников бежал в пустыню, откуда совершал набеги на Иудею и налагал дань на своих сограждан. Во время одного из таких походов он был отвергнут Навалом, но обласкан его женой Авигеей, в которую Давид влюбился. После этого Навал скоропостижно умирает, и наш святой герой женится на вдове, хотя у него к тому времени были уже две жены.

Однако, когда жизнь Саула была в его руках, он великодушно его пощадил или, по крайней мере, не решился убить своего царя; ведь такой поступок вызвал бы негодование в народе. Саул, зная, с кем он имеет дело, не дал себя обмануть этим актом великодушия. Впрочем, государи редко прощают тех, кто покушается на их трон. Итак, наш разбойник вынужден был искать убежища у врагов государства-филистимлян. Их царь Анхус принял его радушно. Но Давид отплатил ему за благодеяния и за гостеприимство черной изменой, жестокостями, гнусными грабежами его подданных. Наконец Саул погиб в бою с филистимлянами. Наш святой в своем безмерном лицемерии притворился, что он огорчен этим происшествием, явившимся верхом его желаний, и оплакивал Саула и его сына Ионафана, которого сумел использовать в своих интересах. Наконец,-то был верх притворства-он велит казнить гонца, известившего о смерти царя.

Огорчение, которое смерть Саула доставила чувствительному Давиду, не помешало ему короноваться в цари Иудина племени в ущерб сыну Саула Иевосфею, признанному всем остальным народом. Давид подговорил его полководца Авенира, и вскоре Иевосфей был убит. Это убийство сделало нашего героя властелином всего израильского царства. Не довольствуясь пределами своего царства, наш герой вскоре затевает очень удачную войну с соседями. К побежденным он проявил варварскую, возмутительную жестокость. Библия сообщает, что жителей Равваха он "присудил к пилам, к железным молотилам и железным секирам и ввергал их в печь для обжигания кирпичей; так поступил он со всеми городами аммонитян, попавшими в его руки".

Среди всех этих злодеяний набожность побуждала его построить храм господу, но господь через жившего при дворе пророка уведомил его, что вполне удовлетворен его доброй волей и что он не хотел бы, чтобы государь, чьи руки обагрены кровью от стольких войн, строил храм мира.

Слава святого царя, по признанию поклонников Библии, несколько попорчена его похождениями с прекрасной Вирсавией. Не довольствуясь тем, что он отнял жену у Урии, одного из своих верноподданных, он постарался погубить его, чтобы спокойно наслаждаться его женой. Он приказал своему полководцу Иоаву поставить этого офицера в бою на такой опасный пост, чтоб он оттуда спастись не мог. Бог оставил это преступление без наказания. Давид отделался выражением смирения и признанием своей вины в присутствии пророка Нафана, который с большим тактом и деликатно, как это было в обычае у царедворцев, упрекал его за грех, который мог вызвать возмущение в народе, весьма непримиримом в вопросах прелюбодеяния.

Мерзкое царствование этого тирана было встревожено некоторыми восстаниями, поднятыми Авессаломом и его подданными, которые несомненно не раз возмущались гнусным поведением и беззакониями благочестивого государя. Близкие друзья бога обычно не беспокоятся о том, чтобы снискать любовь людей. Давиду, однако, удалось подавить мятежи и мирно прожить до конца своих дней. Он воспользовался этим миром, чтобы произвести перепись своих подданных. Но бог рассердился за эту разумную меру; хотя он закрывал глаза на столько преступлений своего слуги, он решил примерно наказать его за эту перепись. Однако Давида, признавшего свою вину, он пощадил-наказание постигло подвергнутых исчислению подданных, из коих бог умертвил посредством чумы семьдесят тысяч за вину царя. Вот как писание рисует нам правосудие божие; оно прощает виновных и обрушивает незаслуженно кару на невинных.

Вскоре этот святой, в котором годы не притупили, однако, страсти к женщинам, взял себе сверх обычного гарема молодую сунамитянку, по имени Ависага, чтобы она согревала его в постели. Святой Иероним утверждает, что это проявление сладострастия надо объяснять аллегорически и что надо быть большим дураком, чтобы понимать этот рассказ Библии буквально. По его мнению, Ависага, которую Давид в старости взял к себе, чтобы она его согревала, "означает, что мудрость-подруга старцев". Если применять такой метод, то нет ничего на свете, чего богословы не смогли бы оправдать. Видя приближение своей кончины, наш герой лишил наследства старшего сына Адония и посадил на трон Соломона, которого он прижил с Вирсавией. Святой пророк не предвидел, что предпочтенный им сын станет нечестивцем, который возьмет себе больше жен, чем отец, и допустит в своих владениях идолопоклонство. Как бы то ни было, умирая, Давид завещал ему убить Иоава, полководца, оказывавшего ему в течение всей своей жизни величайшие услуги, и Семея, которому он поклялся, что простит ему полученные от него оскорбления. Книги Царств и Паралипоменон.

Так умер, завещая преступления, царь, вся жизнь которого была соткана из преступлений. Таков тот славный Давид, которого евреи рассматривали как самого великого, самого святого, самого замечательного из своих монархов и которого христианские богословы имеют наглость еще предлагать государям как совершенный образец. Надо упорно закрывать глаза, чтобы не видеть в этом герое угодного жрецам плута, противного лицемера, крамольного подданного, ненавистного узурпатора, гнусного развратника, отвратительного завоевателя, неблагодарного негодяя-словом, чудовище, которому были чужды самые священные требования нравственности и который дерзко издевался над богом и людьми.

Не похоже ли, что служители христианской религии, пытаясь оправдывать подобного преступника, предлагая государям столь ужасный образец, приглашают их совершать без стеснения и без зазрения совести все те злодеяния, на которые только способна злобная натура, когда она обладает верховной властью? Разве наши богословы не видят, что, показывая, с какой легкостью бог прощает тиранам поступки, больше всего достойные наказания, они толкают государей на преступления, которые всегда можно загладить бесплодным и поздним раскаянием? Предлагать королю Давида как образец-это, очевидно, значит дать ему понять, что он может уподобиться какому-нибудь Тиберию, Нерону, Калигуле, лишь бы он был преисполнен веры, тщательно соблюдал религиозные обряды, был щедр к служителям церкви, ревностно уничтожал тех, кто ей не угодил. Сказать, что Давид был пророком,- значит утверждать, что дух божий пользовался для своего проявления нечистым органом самого низкого из людей. Осмелиться уверять, что этот царь был "человеком, угодным богу",-значит богохульствовать, называть бога сообщником и покровителем порока и врагом добродетели. Что сделал Давид, чтобы искупить столько злодеяний, достойных воспламенить гнев небесный? Он плясал перед ковчегом, сложил еврейские гимны, исповедался в своем грехе, сказав: "Я согрешил". Такой ценой любой тиран может надеяться стать святым и таким образом дешево купить у бога забвение злодеяний, жертвой которых были его подданные. Очевидно, таким образом, что предлагать королям такого Давида в качестве образца и утверждать, что раскаяние и покаяние сделали его угодником божьим,-значит развращать их.