Пьер Гольбах - Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов

Наши богословы не могут надивиться господу, который часто изрыгает жестокую хулу на местных жрецов, учителей и представителей власти. Такого рода образ действий отнюдь не способствовал вовлечению их в его группу. Вообще его поведение не отличается ни благоразумием, ни мягкостью, ни почтительностью, подобающей людям, занимающим видное общественное положение. Трудно, конечно, ожидать, чтобы духовенство было довольно, если бы христиане по примеру Иисуса Христа выступали против священников.

Многие поражены и смущены тем, что мы видим Иисуса постоянно в окружении весьма дурного общества. В самом деле, за ним тянется свита из падших женщин, вроде куртизанки Магдалины, разбогатевшей от торговли своими прелестями, или Иоанны, прелюбодейной жены Кузы, которая, говорят, обокрала своего мужа, прежде чем бросила его ради мессии. Надо полагать, что такое общество не должно было расположить честных людей в пользу мессии. Правда, на упреки по поводу посещения такого типа людей он ответил, что "во враче нуждаются больные, а не здоровые", но ведь, по понятиям христиан, все люди и больные и здоровые-одинаково нуждаются в небесном целителе.

Некоторые любители рассуждать находят странным подозрительным, что великие чудеса, сотворенные Иисусом, оказывались убедительными лишь для очень небольшого числа присутствовавших при них. Они удивляются, что, несмотря на такое множество чудес, о котором рассказывают евангелия, учители, книжники и фарисеи требовали у него "знамения" в воздухе. И они крайне изумлены, что сын божий, столь щедрый на чудеса по всякому поводу, решительно отказывается сотворить хоть одно решающее чудо в присутствии людей просвещенных, которые могли поднять значение его миссии гораздо больше, чем еврейское простонародье.

Маловеры находят у одного и того же евангелиста два места, решительно противоречащие одно другому. В одном случае Иисус говорит, что "если он свидетельствует сам о себе, то свидетельство его не есть истинно" (Иоанн, 5, 31), а в другом месте Иисус говорит, что, хотя он и сам свидетельствует о себе, свидетельство его истинно (Иоанн, 8, 14). Никак не угадаешь, какому из этих двух мест мы должны верить.

Вообще критики отмечают отсутствие откровенности и искренности в поведении Иисуса и его рассуждениях. То он совершенно ясно называет себя сыном божьим, то он поворачивает фронт и увертывается от прямого ответа. Он приказывает молчать о количестве бесов, изгнанных им из одержимых, и об исцелении больных. А вместе с тем он гневается на тех, кто отказывает ему в признании.

Особенно, по-видимому, поражает очень многих сообщаемый в евангелиях случай, когда Иисус сказал явную ложь. На вопрос, пойдет ли он в Иерусалим, чтобы праздновать там пасху, Иисус решительно сказал, что не пойдет. Однако через несколько дней он отправляется туда тайно, чтобы обмануть своих врагов, которых, собственно, такой великий бог не должен был бы ни бояться, ни обманывать.

Иисус, который, будучи богом, должен был обладать пророческим даром в высшей степени, предсказывал - сам и через других-страшный суд как имеющий наступить немедленно. Однако этот суд до сих пор не настал, и не похоже на то, чтобы миру грозил скорый конец. Специфическая мораль Иисуса утрирована, рассчитана на отшельников и совершенно невыполнима для людей, живущих в обществе. Очевидно, по этой-то причине ее и считают божественной. Не удивительно поэтому, что его возвышенные заповеди и заветы так редко осуществляются на практике. Те редкие фанатики, которые старались следовать Иисусовой морали, не были, как мы увидим впоследствии, полезными членами общества. В своей проповеди Христос ставил себе целью разобщить своих слушателей, заставить их порвать священнейшие узы, чтобы привязать их исключительно к себе.

Вряд ли можно считать поучительным заявление сына божьего, что он принес "не мир, но меч", что он "пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее, и невестку с свекровью ее". Казалось бы, что истинный моралист должен стараться скреплять эти священные и милые узы, а не ослаблять их (см. Матфей, 10, 34).

Нельзя без негодования читать, как Иисус Христос хвалит вероломного управителя, обманывающего своего хозяина для того, чтобы приобрести себе друзей. Сын божий советует слушателям подражать такому управителю и приобретать себе друзей на небе богатством, неправедно нажитым (Лука, 16, 8).

Нечего удивляться, что нетвердые в вере христиане часто забывают возвышенные правила евангельской морали, ведь сам Иисус ее забывал. В самом деле, он сказал, что, когда тебя ударяют в одну щеку, надо подставить другую; однако, когда слуга первосвященника, заседавшего в синедрионе для суда над Иисусом, ударил его, он другой щеки не подставил и отнесся к этой обиде с негодованием (Иоанн, 18, 22).

Наконец, сын божий после своего воскресения обнаруживает неодолимое упрямство в нежелании явиться кому-либо, кроме своих учеников. Эти тайные явления могли убедить лишь людей и без того уже полностью убежденных в его божественности. Нам говорят, что раз Христос умер публично, то для успешности обращения евреев ему следовало бы и воскреснуть публично. Это явное чудо произвело бы несомненно на всех людей, даже самых предубежденных, гораздо большее впечатление, чем все подозрительные рассказы его апостолов и сторонников, которым впоследствии стоило столько труда найти людей, склонных верить в такое чудо на слово.

Вообще люди рассуждающие находят очень странным все поведение Иисуса по отношению к евреям и совершенно несовместимым с добротой, мудростью, могуществом и справедливостью бога, посланного на землю специально для того, чтобы реформировать иудаизм и явить божественную волю избранному народу. Во все время пребывания в Иудее этот божественный миссионер играет довольно странную роль в глазах людей, которых ему предстояло обратить. Он как бы задался целью подставлять им ловушки, искушать, ослеплять, ожесточать их. Несмотря на свое божественное могущество, он не имел успеха ни в чем и как бы специально старался сделать свою миссию бесплодной, чтобы иметь повод навлечь несчастья на тех, кого он призван был спасти.

Что сказали бы вы о министре, который, будучи облечен полномочиями своего господина для переговоров с мятежными подданными, воспользовался бы ими для того, чтобы помешать успеху переговоров? Такой министр был бы, несомненно, обвинен в измене, в обмане, в коварстве, в недомыслии, в бездарности. Было бы вопиющей несправедливостью и безумием, если бы государь, которому служил этот министр, узнав о его поведении, стал наказывать подданных за то, что они не поддались увещаниям такого посланника, особенно если он представил подозрительные верительные грамоты, прямо противоречащие прежним, хорошо известным волеизъявлениям того же государя.