Пьер Гольбах - Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов

Религиозная нравственность всегда будет только нравственностью попов, живущих за счет религии. Она всегда будет меняться в соответствии с их интересами, фантазиями, групповыми целями. Истинная нравственность неизменно базируется на реальных и непреходящих интересах рода человеческого, которые не могут подвергаться изменениям.

Человек обязан перед самим собой заботиться о самосохранении и делать свою жизнь приятной. Если предположить существование благодетельного бога, то невозможно действовать в направлении его целей: умерщвляя свою плоть, как отшельник, или отдавая себя на пытки и смерть, как мученик. Ведь оба они оскорбляют божественную благость, думая, что ей приятно видеть отвратительное зрелище страдающего, несчастного человека. Поэтому мудрец, умеренно пользуясь наслаждениями, станет позволять себе только такие, которые не могут повредить ни ему самому, ни другим, ни немедленно, ни по своим последствиям, которые разум в достаточной, мере позволяет ему предвидеть.

Человек обязан отдавать обществу свои знания, таланты, искусство, помощь, чтобы содействовать цели единения людей. Он должен проявлять к своим ближним справедливость, благодетельность, снисходительность и любовь. Словом, он должен проявить по отношению к ним те добродетели, в которых он сам нуждается со стороны других для собственного счастья. Поэтому здравомыслящий человек никогда не станет прислушиваться к тем, кто ему станет говорить, будто бог требует от него, чтоб он был слепым, невежественным, необщительным, инертным, чтобы он проводил свою жизнь в бесполезных размышлениях над предметами, которых никогда не поймет. Еще менее он будет рассчитывать угодить этому богу, нарушая непоколебимые правила справедливости, согласия, человечности. Он будет считать преступлениями, а не добродетелями, всякие действия, вредящие благосостоянию и спокойствию общества, к которому он принадлежит.

Человек, признающий бесконечно благого, бесконечно мудрого, бесконечно справедливого бога, должен поклоняться ему в молчании, но стараться подражать тем качествам, которые он ему приписывает. Он поэтому не станет придавать веру противоречивым утверждениям мнимых боговдохновенных святых, которые стали бы говорить ему, что можно угодить богу жестокими, несправедливыми, бессмысленными действиями. Он никогда не поверит, что мудрый бог требует принесения ему в жертву разума, в то время как ему указывают, что этот разум-прекраснейший и драгоценнейший из даров, которые бог дал роду человеческому.

Человек, не имеющий представления о боге или даже доходящий до отрицания его существования, во всяком случае не может не иметь представления о людях, о своей собственной природе, о своих собственных интересах, о выгодах, которые ему доставляет жизнь в обществе, о том, что ему нужно для самосохранения, для снискания любви родных, друзей и товарищей, данных ему судьбой, и вообще всех существ, которые, как он это каждую минуту чувствует, необходимы для его собственного счастья. Таким образом, даже без представления о боге атеист, который станет размышлять о себе самом и о природе вещей, сумеет создать себе систему поведения, более разумную и порядочную, чем система этих святош, для которых нет других руководящих начал, кроме опасных писаний, обманных откровений, изменчивых и порой противоречивых наставлений. У такого атеиста будут более твердые принципы и более упорядоченная нравственность, чем у святых особ, нравы которых мы только что рассмотрели и в лице которых мы видели лишь фанатиков, вредящих себе самим, либо сумасшедших, опасных для других, либо обманщиков, потрясающих весь мир ради своих пагубных корыстных интересов.

Всякий рассудительный человек, каковы бы ни были его метафизические взгляды на бога, на душу, на будущее, которое готовит ему судьба, не может сомневаться в неизменных законах природы, с которыми связано его существование, благополучие и покой здесь, на земле. Пусть он отрицает существование бога мести. Пусть он в этом сомневается. Но он не может ни отрицать, ни сомневаться, что вокруг него находятся существа, которые платятся за свои наслаждения, распущенность, страсти, разврат. Он не может ни отрицать, ни сомневаться, что всякий человек, смущающий покой общества-преступлениями ли или сумасбродством,-подвергается опасностям, находится под угрозой законов, созданных для внушения страха тем, кого недостаточно сдерживают стыд, целомудрие, приличие и особенно самоуважение. Он не может сомневаться, что независимо от законов сама природа мстит всегда за оскорбления, которые ей наносят какими бы то ни было излишествами. Он будет знать поэтому, что быть добрым, сдержанным, умеренным, справедливым-лучшее средство завоевать себе прочное счастье.

Мы видим, однако, что люди весьма религиозные, весьма набожные, весьма святые во все времена не признавали этих мотивов или недостойно попирали их ногами. Опьяненные своими фанатическими идеями, они не видели на земле ничего святого, бросались очертя голову на преступления, презирали разум и законы, вносили смятение в среду народов, и их не мог сдержать даже страх самой жестокой смерти, навстречу которой они в безумии своем шли с радостью. Словом, мы могли убедиться из истории и наблюдаем каждый день, что ослепленные правилами религии, направляющей взоры к небу и внушающей презрение к природе и разуму, религиозные фанатики без стыда, без стеснения, бессовестно нарушают вполне открыто священнейшие нравственные обязанности. Только религиозный фанатизм способен до такой степени ослепить человека, что он готов любоваться собою за совершенное им зло.

Есть ли такой человек, к которому природа не взывала бы на каждом шагу, что для своего личного счастья ему необходимо проявить нежность, доброту, кротость, справедливость к тем существам, с которыми он сталкивается? Что он обязан проявить любовь, готовность помочь и заботливость по отношению к жене, детям, родственникам, друзьям, слугам, согражданам? Что ему надлежит быть снисходительным к чужим ошибкам и взглядам, поскольку он и сам нуждается в снисходительности к себе?

Но зов природы совершенно заглушается в душе святого или набожного человека, которому непрестанно твердят, что необходимо лишь одно - уйти от этого мира, что ревнивый бог не хочет делиться со своими творениями, что, если кто хочет следовать за ним, он должен бросить все без оглядки, что совершенство состоит в решительном отходе от всего того, что способно привязать нас к жизни, что христианин-странник на земле и что "нет для него более важно" задачи,- как говорит Тертуллиан,- чем уйти с нее поскорей".

Если скептик или атеист не признают самых ясных истин, если привычные связи делают их пороки слишком дорогими для них, чтобы можно было от них отказаться, если пыл их страстей не позволяет им предвидеть то зло, которое они причиняют себе и другим, то что может их исправить? Религия? Мы видели, что она выбрала себе в герои и в святые людей, которые не являются ни гуманными, ни умеренными, ни почитаемыми за нравственность. Мы видели, что она создает только людей мятежных, нетерпимых, обманщиков, заговорщиков, полезных для своей церкви, но весьма беспокойных для народов. Мы видели, что христианская мораль годилась лишь на то, чтобы сделать людей, пытающихся ей следовать, меланхоликами, у которых печальные химеры гасили все чувства, какие человек должен питать к родным, к семье, к друзьям, к согражданам. Наконец, мы нашли, что слепая вера, полный отказ от разума, полная покорность воле духовенства, ожесточенное рвение, полное желчи, были единственными добродетелями, какие религия развила в святых, которым она призывает нас подражать.