Иоанн Златоуст - Творения, том 6, книга 1

3. Узнали ли вы это воззвание? Наше ли оно, или серафимское? И наше, и серафимское, потому что Христос разрушил средостение ограды, примирил небесное и земное, и соделавший из обоих одно(Ефес.2:14). Прежде эта песнь была воспеваема только на небесах; но когда Владыка благоволил сойти на землю, то принес к нам и это песнопение. Потому и этот великий первосвященник, представ пред святою трапезою, совершая словесное служение, принося бескровную жертву, не просто призывает нас к этому славословию, но наперед сказав херувимскую песнь и упомянув о серафимах, таким образом повелевает всем возносить это страшное воззвание, чтобы напоминанием о существах, поющих вместе с нами, возвысить ум наш от земли, и как бы так взывает к каждому из нас: ты поешь вместе с серафимами; стань же вместе с серафимами, распростирай крылья вместе с ними, летай вместе с ними около Царского престола.

И удивительно ли, что ты становишься вместе с серафимами, когда к тому, чего не смеют касаться серафимы, тебе Бог дозволил приступать безопасно? Тогда прилетел, говорит пророк, ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника(Ис.6:6). Тот алтарь есть образ и подобие этого алтаря, тот огонь – этого духовного огня. Но серафим не смел коснуться его рукою, а коснулся клещами; ты же принимаешь рукою. Итак, если посмотришь на достоинство предложенных даров, то они гораздо выше прикосновения серафимов; а если представишь человеколюбие твоего Владыки, то благодать предложенного не стыдится низойти до нашего уничиженного состояния. Потому, представляя это и помышляя о величии дара, человек, восстань когда-нибудь, отступи от земли, взойди на небо. Но, скажешь, тело влечет и притягивает вниз? А вот наступают дни поста, которые придают легкие крылья душе и бремя плоти делают легким, хотя бы они нашли тело тяжелее всякого свинца. Впрочем речь о посте пусть будет после, а теперь станем говорить о таинствах, для которых и установлены посты. Как на олимпийских играх цель борьбы – венец, так и цель поста – чистое приобщение; а если мы в продолжение таких дней не исполним этого, то, тщетно и напрасно изнурив себя, без венцов и наград сойдем с поприща поста. Для того отцы и распространили поприще поста и дали нам время покаяния, чтобы мы, очистив и омыв себя, таким образом приступали к таинству. Потому и я уже теперь громким голосом взываю, свидетельствую, прошу и умоляю – не с нечистотою, не с порочною совестью приступать к этой священной трапезе, потому что иначе это не будет приступлением и приобщением, хотя бы мы тысячу раз прикасались к святому Телу, но осуждением, мучением и увеличением наказания. Итак, никакой грешник пусть не приступает, или лучше, я не скажу: никакой грешник, – потому что в таком случае я себя прежде всех отлучаю от божественной трапезы, – но пусть не приступает никто, оставаясь грешником. Для того я уже теперь наперед и говорю это, чтобы, когда наступит царское пиршество и настанет та священная вечеря никто не мог сказать: я пришел неприготовленным и нагим; нужно было прежде сказать об этом; если бы я услышал об этом прежде, то, конечно, переменился бы, конечно очистился бы, и таким образом приступил бы. Потому, чтобы никто не мог ссылаться на такой предлог, я уже теперь наперед свидетельствую и убеждаю показать великое раскаяние. Знаю, что все мы виновны, и никто не может похвалиться, что он имеет чистое сердце. Но не то тяжело, что мы не имеем чистого сердца, но что, не имея чистого сердца, не прибегаем к Тому, Кто может сделать его чистым. Он может, если захочет, или лучше, Он гораздо больше нас хочет, чтобы мы были чистыми, но ожидает хотя малого повода от нас, чтобы надежнее увенчать нас. Кто был грешнее мытаря? Но только за то, что сказал: Боже, милостив буди мне грешному, он вышел оправданным больше фарисея (Лк.18:13). Какую силу могли иметь эти слова? Но не слова очистили его, а то расположение, с каким он сказал эти слова, или лучше, не одно только расположение, но еще прежде того человеколюбие Божие.

4. Какое великое дело, скажи мне, какой труд, какой подвиг для грешника убедить себя, что он грешник, и сказать это пред Богом? Видишь ли, как не напрасно я говорил, что Бог хочет получить хотя малый повод от нас, и потом уже Сам делает все для нашего спасения? Покаемся же, будем скорбеть, будем плакать. Когда кто-нибудь лишится дочери, то часто проводит большую часть своей жизни в слезах и рыданиях; а мы погубили душу, и не плачем; лишились спасения, и не сокрушаемся? Что я говорю о душе и спасении? Мы раздражили Владыку столь кроткого и благого, и не скрываемся в землю? Подлинно, попечением Своим об нас Он превосходит всякое благорасположение не только попечительного владыки, но и любвеобильного отца и чадолюбивой матери. Забудет ли женщина грудное дитя свое, говорит пророк, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя(Ис.49:15). Это изречение верно и без доказательства, потому что оно – Божие; однако мы представим теперь и доказательство от дел. Некогда Ревекка велела сыну своему притворным образом предвосхитить благословение, одела его хорошо со всех сторон и дала ему вид брата; но увидев, что он и при этом не ободряется, и желая уничтожить в сыне всякий страх, сказала: на мне пусть будет проклятие(Быт.27:13); слова – истинно свойственные матери, пламенеющей любовью к сыну. Но Христос не сказал только, но и сделал это, не обещал только, но и показал на деле, как Павел ясно говорит: Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою(Гал.3:13). И Его мы раздражаем? Не несноснее ли это, скажи мне, самой геенны, неумирающего червя и неугасимого огня? Итак, когда ты намереваешься приступить к священной трапезе, то имей в уме, что там присутствует и Царь всего, потому что Он действительно присутствует, зная мысли каждого, и видит, кто приступает с надлежащею святостью и кто с порочною совестью, с нечистыми и скверными помыслами, с беззаконными делами. Если Он найдет кого-нибудь таким, то сначала предает его суду совести; потом, если тот вразумится собственными размышлениями и сделается лучшим, Он опять принимает его; если же остается неисправимым, то впадает наконец в Его руки, как неблагодарный и непризнательный. А каково – это, послушай Павла, который говорит: страшно впасть в руки Бога живаго(Евр.10:31). Знаю, что эти слова неприятны; но что мне делать? Если не стану прилагать горьких лекарств, то не истребятся раны; а когда прилагаю горькое, то вы не переносите боли. Тесно мне со всех сторон. Впрочем, необходимо уже удержать руку; сказанного достаточно для исправления внимательных. А чтобы оно принесло пользу не только одним вам, но и другим чрез вас, теперь еще повторим это кратко. Мы говорили о серафимах; показали, как велико достоинство – стоять близ Царского престола; также и то, что и люди могут приобресть это достоинство; говорили об их крыльях, о неприступной силе Божией и о снисхождении Его к нам; еще говорили о причине их возглашения и постоянного удивления и о том, как при непрестанном созерцании непрестанно и славословие серафимов; напомнили вам, в какой мы включены хор и с кем вместе воспеваем общего Владыку; прибавили несколько слов о покаянии, и, наконец, показали, сколь великое зло – приступать к таинствам с порочною совестью, и как невозможно избежать наказания тому, кто остается неисправимым. Этому пусть научится и жена от мужа, и сын от отца, и слуга от господина, и сосед от соседа, и друг от друга, и даже с врагами будем беседовать об этом, потому что мы должны будем отдать отчет и за их спасение. Если нам заповедано даже их подъяремных животных упадших поднимать и заблудившихся спасать и возвращать (Ис.8:5), то тем более должно заблуждающуюся душу их обращать и падшую восстановлять. Если таким образом мы будем устроять дела свои и наших ближних, то будем в состоянии стать с дерзновением пред судилищем Христа, с Которым Отцу, со Святым и Животворящим Духом, слава, честь, держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.