Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 2

БЕСЕДА 21

"Я же, Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен, убеждаю вас кротостью и снисхождением Христовым. Прошу, чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти" (2 Кор. 10:1, 2).

1. Кончив все, что надлежало сказать о милостыне, показав, что он более любит коринфян, чем они его любят, и вспомянув о своем терпении и искушениях, (апостол) благовременно переходит теперь к обличительной речи, в которой указывает на лжеапостолов, обращается (к коринфянам) с угрозами, и говорит в защиту себя самого. То же делает он и во всем послании, и, сознавая это, часто сам себя поправляет, как, например в словах: " Неужели нам снова знакомиться с вами?" (зачинаем ли паки нас самех извещавати вам)(3: 1); далее: " Не снова представляем себя вам, но даем вам повод хвалиться нами" (не паки себе хвалим пред вами, но вину даем вам к похвалению)(5: 12), затем: " Я дошел до неразумия, хвалясь; вы меня [к сему] принудили" (бых несмыслен хваляся, вы меня понудисте)(12: 11), и многие другие в том же роде употребляет оговорки. И не погрешит тот, кто назовет это послание похвальным словом Павла: так пространно рассуждает он и о дарах благодати (Божией) и о своем терпении! Так как среди коринфян были такие, которые много думали о себе, и, ставя себя выше апостола, говорили о нем, что он только величается, а ничего не значит и ничему здравому не учит (что и было особенным признаком их развращения), то смотри, как он начинает обличать их. " Я же, Павел" (Сам же аз Павел). Замечаешь ли, сколько тут веса, сколько достоинства? Хочет же сказать он следующее: "Прошу вас, не заставьте и не допустите меня употребить власть мою против тех, которые унижают нас и думают, что мы живем по плоти". Это выражено здесь сильнее, нежели сказанное в угрозу им в первом его послании: " Чего вы хотите? с жезлом придти к вам, или с любовью и духом кротости?"; (с палицею ли прииду к вам, или с любовию и духом кротости?)" Как я не иду к вам, то некоторые [у вас] возгордились"; (Яко не грядущу ми к вам разгордешася нецыи); " приду к вам … и испытаю не слова возгордившихся, а силу" (Прииду же, и разумею не слово разгордевшихся, но силу)(4: 21, 18, 19). И здесь выражает он то и другое: и власть свою, и любомудрие, и терпение, когда с такою заботливостью просит не доводить его до необходимости придти и показать над ними грозную власть свою, т. е., поразить их, истязать и подвергнуть крайнему наказанию. Это именно дает он понять словами: " Прошу, чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти" (молю же, да не присущ дерзаю надеянием, имже помышляю смети, на некия непщующия нас, яко по плоти ходящих). Но обратимся опять к первым словам: " Я же, Павел" (сам же аз Павел). Много силы и веса в этих словах. Подобные выражения употребляет он и в других местах, например: " Вот, я, Павел, говорю вам" (Гал. 5: 2); или еще: " как я, Павел старец" (якоже Павел старец)(Филим. ст. 9); или в другом месте: " ибо и она была помощницею многим и мне самому" (сия заступница многим бысть, и самому мне)(Рим. 16: 2). Так и здесь: " Я же, Павел". Важно уже и то, что он сам просит; но гораздо важнее присовокупляемое: " кротостью и снисхождением Христовым" (кротостию и тихостию Христовою). Желая сильнее пристыдить их, но упоминает о кротости и снисходительности, и тем придает своему прошению еще большую силу. Он говорит как бы так: "Устыдитесь самой кротости Христовой, которою умоляю вас". Сказал же это с намерением вместе показать, что, хотя они и тысячекратно вынуждают его к строгости, но сам он более склонен к кротости, и не наказывает их не потому, чтобы не имел силы, но потому, что кроток, и потому, что так делал Христос. " Который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен" (Иже в лице убо смирен в вас, не сый же дерзаю в вас). Что он хочет сказать этим? Или говорит иронически собственными их словами, так как они говорили о Павле, что когда он лично присутствует, то не заслуживает никакого уважения, ничтожен и достоин презрения, а в отсутствии гордится, ведет себя величаво, нападает на нас и угрожает. На это намекает он и далее, говоря: " Так как [некто] говорит: в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь [его] незначительна" (яко послания убо, рече, тяжки, а пришествие тела немощно, и слово уничижено)(ст. 10). Итак, или говорит иронически, показывая великое огорчение: "Я человек смиренный и ничего не значащий при личном свидании, как они говорят, а в отсутствии высокий", – или, если и говорит о себе с важностью, то не по высокоумию, а по доверию к ним. " Прошу, чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти" (Молю же, да не присущ дерзаю надеянием, имже помышляю смети, на некия непщующия нас, яко по плоти ходящих). Замечаешь ли, какое негодование выражается в этих словах, и какое ясное обличение? "Прошу вас, – говорит, – не заставляйте меня доказывать, что я, и лично находясь у вас, силен и имею власть. Так как некоторые у вас говорили, что я, не находясь у вас, – выражаясь их же словами, – дерзок и величав, то прошу, не заставьте меня употребить мою силу". Такой именно смысл имею слова: " твердой смелости". И не сказал: "которую я приготовил", но – " которую думаю употребить". "Я еще не решился на это, а вы сами подаете мне повод; но, несмотря и на это, я не желаю". А так поступал он, не себя только защищая, но и Евангелие. Если же и тогда, когда нужно защитить проповедь (евангельскую), он не является строгим, но уступает, выжидает, и просит не доводить его до такой необходимости, то тем более никогда не поступил бы строго, защищая себя самого.

2. "Итак, сделайте мне милость, – говорит, – не вынуждайте меня показать вам, что и при личном свидании могу поступить смело, с кем должно, т. е., подвергнуть истязанию и наказанию". Видишь ли, как он был не честолюбив, не делал ничего из тщеславия, как, и при необходимости (поступать строго), называет строгость смелостью? " Прошу, – говорит, – чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых" (Молю же да не присущ дерзаю надеянием, имже помышляю смети на некия). Главный долг учителя – не тотчас наказывать, но исправлять, и всегда выжидать и быть медленному в наказаниях. Кто же эти " некоторые" (некия), которым он угрожает? " Помышляющие о нас, – говорит, – что мы поступаем по плоти (Непщующия нас яко по плоти ходящих). Они клеветали (на Павла), будто бы он лицемерен, лукав и горд. " Ибо мы, ходя во плоти, не по плоти воинствуем" (Во плоти бо ходяще, не по плоти воинствуем)(ст. 3). Здесь уже и устрашает наказанием. "Правда, что мы облечены плотию, – говорит он, – не отвергаю этого; но не по плоти живем". Впрочем, и этого не сказал, но скрывает до времени, потому что это относится к похвале его жизни, а рассуждает о проповеди, показывая, что она не человеческое дело и не имеет нужды в земной помощи. Потому не сказал: "не по плоти живем", но (говорит): " не по плоти воинствуем", т. е., "мы ведем войну и вступили в брань, но сражаемся не плотским оружием, не с помощью человеческих сил". " Оружия воинствования нашего не плотские" (Оружия бо наша не плотская)(ст. 4). А какое плотское оружие? Богатство, слава, власть, красноречие, важность, происки, ласкательства, лицемерие, и тому подобное. "Но наши оружия не таковы". Каковы же? " Сильные Богом". Не сказал: "мы не плотские", но: " оружия наши", потому что, как я заметил, он рассуждает пока о проповеди, и всю силу ее приписывает Богу. И не говорит: "(оружия наши) духовные", хотя бы и так надлежало сказать в противоположность плотскому, – но " сильные", давая чрез это разуметь и то, (что они духовны), а вместе с тем показывая, что оружия его противников слабы и бессильны. Смотри же, как он чужд гордости. Не сказал: "мы сильны", но: " оружия наша сильны Богом", – "не мы сделали их такими, а сам Бог". Так как они были мучимы, изгоняемы, претерпевали бесчисленные и жесточайшие бедствия, а все это обнаруживало их слабость, то, желая показать силу Божию, говорит: " но сильны Богом". "Сила Его в том особенно и открывается, что Он побеждает ими. Таким образом, если и мы носим эти оружия, то сражается и действует ими сам (Бог)". Далее (апостол) распространяется в похвалах этому оружию, говоря: " на разрушение твердынь" (на разорение твердем). И чтобы кто-нибудь, слыша о твердынях, не вообразил чего-либо чувственного, присовокупляет: " [ими] ниспровергаем замыслы" (помышления низлагающе). Иносказанием он придает силу речи, а изъяснением его показывает, что брань их духовна. Твердыни эти поражают души, а не тела. И так как они гораздо крепче твердынь вещественных, то и оружие требуется лучшее. Твердынями же называет он гордость эллинов, и силу их софизмов и силлогизмов. И, однако, все это орудия, употребляемые против них, (Бог) низложил. " [Ими] ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия" (Помышления низлагающе, и всяко возношение взимающееся на разум Божий)(ст. 5). Держится иносказания, чтобы придать большую силу речи. Хотя бы то были твердыни, или башни, или что другое, говорит он, – все уступает этому оружию. " И пленяем всякое помышление в послушание Христу" (И пленяюще всяк разум в послушание Христово). Слово "пленение" имеет невыгодный смысл, потому что пленение есть отнятие свободы. Почему же (апостол) употребил это слово? Он употребил его в другом значении. Слово "пленение" имеет двоякое значение: оно означает и потерю свободы, и такое отнятие силы, после которого нельзя уже восстать. В этом последнем значении употребил его (апостол). Подобно тому как, когда говорит: " Другим церквам я причинял издержки" (от иных церквей уях)(11: 8), он не разумеет, что взял тайно, но что явно отнял, все взял, так и здесь говорит: " пленяем", – поскольку борьба не равна, но весьма легка. Не сказал: " ниспровергаем (низлагаем)одно или два", но – " всякое превозношение" (всяко возношение); равным образом не сказал только: "мы побеждаем и одерживаем верх", но – " пленяем", подобно тому, как и прежде не сказал: "выдвигаем орудия против твердынь", но – "разоряем (твердыни), потому что у нас великое изобилие орудий; мы сражаемся не словами, но делами против слов, не мудростью плотскою, но духом кротости и силы". "Поэтому, какая мне нужда, – продолжает он, – превозноситься, величаться на словах и угрожать посланиями, – как они клеветали, говоря, что " в посланиях он строг и силен" (послания тяжки), – когда сила наша состоит вовсе не в этом?"