Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 2

5. Подлинно отеческая любовь – предпочитать спасение учеников личной своей славе! Вот душа, в которой нет места тщеславию. А свобода от тщеславия больше всего освобождает от оков телесных и возносит от земли к небу. Напротив, тщеславие ведет ко многим грехам. Да и невозможно стать высоким, великим и благородным не очистившему себя от тщеславия; оно необходимо пресмыкается долу, и многое портит, раболепствуя этому гнусному повелителю, более жестокому, чем всякий варвар. В самом деле, что может быть свирепее тщеславия, которое тогда наиболее и свирепствует, когда наиболее ему услуживают? Такого свойства не имеют даже и звери – напротив, они смягчаются, когда за ними ухаживают. А тщеславие совершенно напротив: когда его презирают – оно укрощается, а когда чествуют – свирепеет, и вооружается на своих почитателей. Служившие тщеславию иудеи жестоко наказаны; а ученики (Христовы), презиравшие его, увенчаны. Но что говорю о наказании и венцах? Даже к тому самому, чтобы сделаться славным, всего более содействует презрение тщеславия. И отсюда видно также, что почитающие тщеславие сами себе вредят; а презирающие его приобретают пользу. Ученики (ничто не мешает воспользоваться опять тем же примером), презревшие тщеславие, предпочтившие славу Божию, сияют светлее солнца, стяжав себе бессмертную память и по кончине. Напротив, поработившиеся тщеславию иудеи не имеют теперь ни города, ни домов, стали бесчестными, изгнанниками, пресельниками, ничтожными, презренными.

Так и ты, если хочешь достигнуть славы, отвергай славу; а если будешь гоняться за славою, лишишься славы. Если же угодно, покажем то же самое и на делах житейских. Кого мы преследуем насмешками и остротами? Не тех ли, которые домогаются славы? Они-то, следовательно, всего более и лишены ее, имея тысячи обвинителей и находясь у всех в бесчестии. А кому, скажи, удивляемся? Не тем ли, которые презирают славу? Они-то, следовательно, и пользуются ею. Подобно тому, как богат не тот, кто во многом имеет нужду, но кто ни в чем не нуждается, так и славен не тот, кто ищет славы, но кто презирает ее. Ведь земная слава только тень славы. Видя написанный на картине хлеб, никто не прикасается к картине, хотя бы мучился ужасным голодом. Не гоняйся же и ты за тенью, – ведь это тень славы, а не слава. А чтобы тебе увериться, что это так – размысли о том, что славолюбие всеми считается за нечто худое, чего надобно избегать, по мнению всякого, даже желающего славы; и снискал ли уже кто славу, или только домогается ее, – стыдится, когда называют его славолюбцем. "Откуда же, – спросишь, – желание славы, и отчего происходит эта страсть?" От малодушия (нужно не обличать только погрешности, но и исправлять), от несовершенного смысла, от детского понятия. Перестанем же быть детьми, и станем мужами; будем не за тенью гоняться, но искать везде истины – и в богатстве, и в удовольствиях, и в наслаждениях, и в славе, и в могуществе, – и эта болезнь прекратится, а вместе с нею и другие многие. Гоняться за тенью свойственно безумному. Потому Павел и сказал: " Отрезвитесь, как должно, и не грешите" (истрезвитеся праведно и не согрешайте)(1 Кор. 15: 34). Пристрастие к славе есть своего рода безумие, которое гораздо сильнее безумия, производимого в человеке бесом или обнаруживаемого при сумасшествии. Последнее извинительно, а первое не имеет никакого оправдания, потому что здесь самая душа повреждена, и ее суждения неправильны, погибельны. Сумасшествие часто происходит от злохудожного разума. Как самая жестокая и неисцелимая горячка есть та, которая поражает твердое тело, свирепствует в нервах и скрывается в жилах, так и это неистовство ужасно, потому что свирепствует в разуме, извращает и ослабляет его. В самом деле, не ясное ли и очевидное сумасшествие, не болезнь ли всякого сумасшествия жесточе – презирать постоянно пребывающее, и с великим тщанием гоняться за скоропреходящим? Скажи, если бы кто стал догонять ветер или захотел схватить его, не назвали ли бы того безумным? Или, если бы кто стал гоняться за тенями и презирать действительные предметы, возненавидел бы жену свою и вместо нее обнимал тень ее, или стал бы отвращаться от своего сына, а любить опять тень его, то потребуешь ли ты еще яснейшего доказательства его сумасшествия? Но таковы все пристрастные к настоящим вещам. Все ведь настоящее – тень; укажешь ли ты на славу, или на могущество, на почести, на богатство, на удовольствие, или на что бы то ни было другое житейское. Потому-то и пророк сказал: " человек ходит подобно призраку; напрасно он суетится" (убо образом ходит человек, обаче всуе мятется)(Пс. 38: 7), и еще: " Дни мои - как уклоняющаяся тень" (дние наши яко сень уклонишася)(Пс. 101: 12). И в другом месте все человеческие (замыслы) он называет дымом и цветом травным (Пс. 101: 4, 5). Но не одно только приятное есть тень, а также и прискорбное, как-то: и смерть, и бедность, и болезнь, и тому подобное. Что же постоянно как из приятного, так и из прискорбного? Вечное царствие и нескончаемое мучение, потому что ни червь не умрет, ни огонь не угаснет, и праведники воскреснут в жизнь вечную, а грешники в муку вечную. Итак, чтобы нам избежать нескончаемого мучения, а наследовать вечное царствие, – оставив тень, со всею ревностью обратимся к предметам действительным. Таким образом достигнем царствия небесного, которого и до сподобимся все мы благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).

БЕСЕДА 30

"Для того я и пишу сие в отсутствии, чтобы в присутствии не употребить строгости по власти, данной мне Господом к созиданию, а не к разорению" (2 Кор. 13:10).

1. (Апостол) сознавал, что сказанное им, особенно к концу послания, строго. Выше он говорил: " Я же, Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен, убеждаю вас кротостью и снисхождением Христовым. Прошу, чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти" (сам же аз Павел молю вы кротостию и тихостию Христовою, иже в лице убо смирен в вас, не сый же у вас дерзаю в вам. Молю же, да не присущ дерзаю надеянием, им же помышляю смети на некия непщующия нас, яко по плоти ходящих); и: " и готовы наказать всякое непослушание, когда ваше послушание исполнится" (в готовости имуще отмстити всяко преслушание, егда исполнится ваше послушание)(10: 1, 2, 6): и еще: " Ибо я опасаюсь, чтобы мне, по пришествии моем, не найти вас такими, какими не желаю, также чтобы и вам не найти меня таким, каким не желаете: чтобы [не найти у вас] раздоров, зависти, гнева, ссор, клевет, ябед, гордости, беспорядков, чтобы опять, когда приду, не уничижил меня у вас Бог мой и [чтобы] не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали" (боюся же, еда како пришед, не яцех же хощу обрящу вас, и аз обрящуся вам, якова же не хощете: да не паки пришедша мя смирит Бог мой у вас, и восплачуся многих прежде согрешших и не покаявшихся о нечистоте и блуждении, яже содеяша)(12: 20, 21); и потом: " Я предварял и предваряю, как бы находясь [у вас] во второй раз, и теперь, отсутствуя, пишу прежде согрешившим и всем прочим, что, когда опять приду, не пощажу. Вы ищете доказательства на то, Христос ли говорит во мне" (прежде рех и предглаголю, яко у вас быв второе, и отсутствуя ныне пишу, яко еще прииду паки, не пощажду; понеже искушения ищете глаголющаго во мне Христа)(13: 2, 3). Итак, ввиду этого, равно как и многого другого, что сказано было им в их устрашение, посрамление, укоризну и порицание, он, желая оправдать себя во всем, говорит: " Для того я и пишу сие в отсутствии, чтобы в присутствии не употребить строгости" (сего ради не сый у вас сия пишу, да не пришед безщадно сотворю). "Я желаю – (говорит), – чтобы строгость моя была только на словах, а не на деле; желаю, чтобы послания были строги, чтобы угрозы продолжались, но не приводились в исполнение". Но и в самом этом оправдании он опять делает речь свою грозною, показывая, что не он будет наказывать их, но Бог, именно, он присовокупил: " по власти, данной мне Господом" (по власти, юже Господь даде ми); и вместе давая опять разуметь, что не желает употребить власть свою для наказания их, тоже присовокупил: " к созиданию, а не к разорению" (в созидание, а не на разорение). Впрочем, теперь хотя и сделал об этом намек, как сказал я, однако оставил им самим на размышление, что, если они не исправятся, то наказать не исправляющихся есть также созидание. А что это действительно так, сам он знал, и показал то на деле.