Т. Ермакова - Классический буддизм

Будд; «живущих согласно пути» — добродетельных монахов, а также «осквернителей пути». Если не считать «осквернителей пути» монахами, добавляли вайбхашики, сводя к абсурду позицию саутрантиков, то на каком основании следовало требовать от них покаяния, как то предписано монашеским уставом?

Саутрантики, однако, на это отвечали: монах, согрешивший вследствие особых свойств своей индивидуальности (например, нарушил целомудрие, не совладав с гиперсексуальным темпераментом), но не имевший намерения злостно скрывать этот тяжелый проступок, не подлежит изгнанию из сангхи, и устав предусматривает иные дисциплинарные санкции на этот случай. Другими словами, саутрантики делали упор не на четырехчленной типологии монашества, а на трактовке понятия «основной грех».

Подобные дискуссии имели тенденцию заканчиваться признанием того факта, что нечестивцы как таковые не способны к самоконтролю в принципе. Поток их сознания при совершении «основных грехов» полностью дезорганизуется под воздействием дхармы «наглость» в ее крайне интенсивном проявлении.

Что же касается эпох, именуемых «сумерками Дхармы», то в такие периоды обретение исходной монашеской дисциплины становится невозможным, поскольку отсутствуют акты Винаи, регламентирующие процедуру возложения обетов. Однако те благочестивые монахи и монахини, которые утвердились в дисциплине Пратимокши до начала «сумерек Дхармы», все-таки могут продолжить свое подвижничество и в эти злосчастные времена, ибо солнце Дхармы взойдет снова.

Предписания Пратимокши были направлены, как уже говорилось, против безнравственности, опиравшейся на аффекты алчности, вражды и невежества. Эти три корня неблагого и питают греховное действие как таковое. Что же такое собственно грех с точки зрения буддийской религиозной доктрины?

На первом месте по своей религиозной значимости среди распространенных безнравственных действий стоит убийство — грех отнятия чужой жизни.

Убийство человека недопустимо прежде всего потому, что тем самым у жертвы отнимается возможность идти путем Дхармы. Если жертвой убийства стал буддист, это означает, что он не успел в полной мере реализовать потенциал человеческого рождения — обрести плоды религиозной жизни. Если убит небуддист, то у него отнята возможность в данном рождении принять учение Шакьямуни. В обоих случаях убийца причинил огромный религиозный вред своей жертве, отодвинув перспективу ее просветления. Именно поэтому повинного в грехе отнятия чужой жизни ждет неблагая форма рождения.

Классический буддизм не знает исключения из этого правила. Однако в более поздний период, когда Дхарма получила распространение в Тибете, убийство закоренелого врага Учения, намеренного совершить сугубое злодеяние, рассматривалось как благое действие, ибо оно избавляло такого невежественного грешника от возможности чудовищного отягощения своей кармы. Но подобное убийство могло совершиться лишь в качестве действия, санкционированного просветленными учителями и наставниками как вынужденная мера защиты Дхармы.

Убийство животных и насекомых рассматривалось как греховное действие именно потому, что оно нарушало процесс изживания жертвой кармического следствия прошлой деятельности. Рождение среди животных и являлось таким следствием. Если жизнь животного преждевременно прерывалась насильственным путем, то жертву ожидало еще одно животное рождение, необходимое для полного исчерпания кармы, и перспектива человеческого рождения отодвигалась. Кроме того, убийца ведь не знает, что умерщвляемое им живое существо могло быть его ближайшим родственником в прошлых человеческих рождениях или станет таковым в будущих, — ведь люди, боги, обитатели ада, голодные духи и животные являются лишь формами существования сознания.

Таким образом, отнятие чужой жизни — это всегда крайняя степень проявления невежества, хотя убийство может совершаться из алчности либо из вражды. Невежество — аффект, а не простое отсутствие знания, ибо невежда одержим упорством в заблуждении.

И теоретики Винаи, и философы-абхидхармисты классифицировали грех убийства на основании преобладающего мотива — алчности, вражды или невежества.

Убийство на основе алчности проистекает из жажды жить и наслаждаться чувственными объектами. К этой категории относятся забой животных ради добычи их мяса, внутренних органов, шкуры и прочего; охота как вид жестокого и бессмысленного развлечения, кровавого спорта, а также убийство с целью завладеть имуществом жертвы.

Буддийские теоретики причисляют сюда же все случаи вынужденных убийств в целях самообороны и защиты друзей, родных и близких. Казалось бы, в этом нет греха, но юридическая мысль и мысль религиозная идут нетождественными путями. Тот, кто решается убить другого из желания сохранить свою жизнь и жизнь близких, алчет продлить свои дни ценой чужой смерти, и его ждет неблагое новое рождение. Совершив такое убийство, буддист знает, что это — тяжкий грех, и всегда стремится к покаянию. Сегодня к разряду убийств на почве алчности безусловно следует отнести все так называемые заказные убийства, поскольку руку наемного убийцы направляет жажда наживы, одержимость гнусным меркантильным мотивом.

Убийство на почве вражды совершается под влиянием аффективной одержимости ненавистью. Это не только сознательное уничтожение врагов, но и внезапное стремление сорвать злобу. К данной разновидности греха отнятия чужой жизни ведет отвращение к другим живым существам и как следствие этого — отвержение их права на жизнь. И подобное убийство не может быть в религиозном отношении оправдано ни требованием социальной справедливости, ни политической ненавистью, ни ситуацией войны.

Иными словами, учение о формах существования как круговорота рождений служило идейным источником буддийского классического пацифизма.

Убийство на почве невежества — отнятие чужой жизни, содеянное по ложному убеждению. К этой категории убийств буддийские теоретики относили прежде всего ритуальный забой животных, предписанный ведийской религиозной традицией. Невежеством продиктовано также применение смертной казни, полагали они, обвиняя в этом брахманов — толкователей законов, рассматривавших казнь преступников в качестве добродетельных действий государя.

В абхидхармистских постканонических текстах упоминаются также убийства больных и дряхлых, характерные для некоторых неиндийских религий. Те, кто их совершает, говорится в них, думают, что действуют из сострадания, но реальный мотив исчерпывается крайним невежеством. Таким образом, абхидхармисты, по-видимому, считали эвтаназию принципиально недопустимой и всегда аффективно мотивированной.