Анри Каффарель - В присутствии Бога (100 писем о молитве)

Если бы она услышала, что я говорю о ее «методе молитвы», она бы улыбнулась той улыбкой, одновременно сияющей и скромной, которая была ей свойственна. Она была бы права. И я понимаю, что к ее улыбке примешивался бы оттенок кроткой иронии. Бедные мы, которые столь богаты техникой и методами! Она же не больше следовала методам в молитве, чем в улыбке. Почти каждый день она присутствовала на ранней Мессе. Когда я раздавал причастие, я отмечал ее среди всех — не скажу: по глубине, но — по качеству ее сосредоточенности. Качеству, не поддающемуся, впрочем, определению: это было, как если бы в глубине своего существа она переживала нечто столь радостное, что от него излучался таинственный свет, отражавшийся на ее лице. Та же сосредоточенность бросалась мне в глаза, кода я видел ее молящейся на коленях в часовне Пресвятой Девы, прямую, с руками, сложенными на полочке молитвенной скамейки. Однажды, когда мы разговаривали, я спросил ее, как она молится? Она сперва удивилась. Но поскольку вопрос, заданный священником, был для нее тем, к чему следует относиться весьма серьезно, она задумалась на мгновение и ответила: «В начале моей молитвы, я думаю, что у Бога есть Свое представление и что Он чего-то ждет от этого времени, какое я собираюсь провести перед Ним. Затем, я желаю того, чего Он желает, и не ищу ничего больше. Вот и вся моя молитва». Так вот, я уверяю вас, что это и есть способ молиться самый истинный, самый возвышенный, самый совершенный. Разложите через призму чистый свет этих скромных фраз, только что прочитанных вами, и вы найдете в них самые высокие добродетели, и в весьма редкостной степени: веру, самоотречение, самоотдачу, любовь… Веру в Бога живого, Который находится здесь, полный внимания к Своему чаду, и Который, несомненно, воспользуется этой молитвой ко Своей славе. Самоотречение: ни интересов, ни личных пожеланий, единственно только самое чистое желание — отвечать воле Божией, и этого вполне достаточно. Предание себя тому, что сделает Господь, чего бы это ни потребовало. Наконец, любовь, та любовь, которая состоит в том, чтобы предать себя всецело Богу, Которого любишь, любовь, всецело сроднившуюся с молитвой. В другой раз она мне открыла, как она достигла такого способа молитвы. Я не смогу воспроизвести точных ее слов, ибо ее речь женщины из народа была простой, конкретной, сочной. Но вот суть того, что она сказала: «Я пережила очень трудный период: в молитве мое желание знать и любить Бога становилось таким нетерпеливым, что я в конце концов оставалась полностью опустошенной, измученной. Считая, что это не нормально, я подумала, что следовало бы преодолеть это желание, которое, к тому же, могло быть поиском самоуслаждения, и предстать пред Господом свободной ото всех желаний. Но я не обрела мира. Тогда я стала искать великие интенции (побуждения), которые были бы угодны Богу: обращение неверных, объединение Церквей, окончание войны… Но я никогда не была уверена, что избранная интенция есть именно та, какую предпочел бы Бог. Проходили недели, у меня было чувство, что моя молитва по-прежнему не отвечает ожиданиям Господним. Наконец, однажды мне пришла совершенно простая мысль, настолько, что я удивилась, как я не додумалась до нее раньше: поскольку я никогда не бываю уверена, что действую в соответствии с Божией волей, то почему бы мне не ограничиться тем, чтобы попросту желать со всею силой того, чего желает Бог во глубине меня, сообразовываться всей своею волей с волей Божией или, еще лучше, позволить воле Божией заполнить мою волю? Тогда я буду уверена, что не ошибаюсь, что не прохожу мимо желаний Бога как в том, что касается других, так и в том, что касается меня самой, буду уверена, что приношу Ему именно ту молитву, какую Он ожидает от меня. И тогда я ощутила мир, глубокий мир. И когда, с тех пор, я вдруг не нахожу его в себе, это для меня знак, что я позволила себе удалиться от воли Божией, и я тут же к ней возвращаюсь».

Сударыня, исполняя ваше пожелание, я постараюсь описать духовную эволюцию вашего мужа, но сделать это нелегко. Как, через какие этапы достиг он той сияющей внутренней жизни, производившей на всех столь глубокое впечатление? Это тайна Божия. Правда, на протяжении многих лет я был свидетелем и наперсником его духовных усилий, но самое важное происходило в нем, в глубине его души, куда я не имел доступа. Попытаюсь, однако, проследить решающие этапы его молитвенной жизни так, как я их себе представляю. Когда мы с ним познакомились, почти двенадцать лет тому назад, он был, как это вам известно лучше, чем мне, человеком глубокой веры. Почти всегда и во всем он вел себя как верующий человек: когда заболевал кто-либо из его детей, когда нужно было принять важное деловое решение, в то время, когда вы попали в серьезную аварию, первым его движением было прибегнуть к Богу. Вспомните, с какою верой в Отеческое попечение Божие любил он повторять слова Христовы: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Мф 7,7). Однажды у меня создалось впечатление, что он вступил в новую фазу духовного развития. Во время одной нашей беседы мне стало ясно, что за последние месяцы его молитва преобразилась: он испрашивал у Бога уже не блага временные, но блага Царствия Его, и с какой настойчивостью! Когда я ему сказал, что просить Бога о наших временных нуждах совершенно законно, он не стал возражать, но тоном, произведшим на меня большое впечатление, привел слова Христа: «Не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь. Потому что всего этого ищут люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том. Наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам» (Лк 12,29–31). В нем обитала живая жажда благодати, действие которой он все более и более ощущал в жизни; благодати, которая вела его к исправлению недостатков и влекла к более глубокой молитве; благодати радости и мира; благодати, которая, при его посредстве, касалась и тех, кто приходил к нему за советом — ведь именно в то время, как вы помните, он занялся одним юным правонарушителем. Несколько лет спустя я понял, что и этот этап уже пройден. Однажды, когда мы говорили о молитве, он привел мне такую фразу одного мистика: «Как велика разница между тем, кто приходит на праздник ради праздника, и тем, кто приходит туда, чтобы встретить Возлюбленного!» Сколько раз в последующие месяцы вновь и вновь встречались в его разговорах и письмах стихи псалмов, открывающих состояние его души: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней души ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс 62,2); «Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс 41,3); «Простираю к Тебе руки мои; душа моя — к Тебе, как жаждущая земля» (Пс 142,6). Общаясь с ним, я понял, что уже не блага мира сего, и даже, в некотором смысле, не блага Царствия желал он, ни также даров Божиих, но дара Бога, дара Самого Бога. Проходили годы; это желание его снедало: он жадно читал великих духовных авторов, знакомился с людьми, которые бы говорили с ним о Боге. Это было, как если бы он постоянно надеялся раскрыть некую тайну: средство встретить Бога, Который пленил его, и больше с