Адин Штайнзальц - Библейские образы

Таким образом, все сыновья Яакова представляют будущий еврейский народ, но преемственность, связь поколений идут от Леи, и в этом сущность личных отношений ее и Яакова.

В еврейской традиции Йосеф — это цадик , праведник, один из семи патриархов и пророков, которых в праздник Суккот символически приглашают как почетных гостей в сукку (шалаш). Однако в Танахе , при всей эффектности рассказа о приключениях Йосефа, он предстает как несколько странная личность.

Главная причина, по которой его называют цадиком , связана с рассказом о домогательствах жены египетского вельможи Потифара, безуспешно пытавшейся соблазнить Йосефа. Если сравнить его поведение с тем, как вели себя по отношению к женщинам его братья Реувен (с Биль’ой) и Йе’уда (с Тамар), твердость Йосефа действительно вызывает уважение, тем более, что он был еще совсем молод, одинок и к тому же находился в весьма затруднительном положении: ведь он вполне сознавал, что может поплатиться жизнью за свою добродетель. Поведение Йосефа в данном случае поистине служит примером, и даже если исходить только из этого эпизода, можно сказать, что сын Рахели заслуживает звания цадика . Но, конечно, называя его так, еврейская традиция имеет в виду и другое: в послебиблейской литературе и в Кабале Йосеф назван праведником потому, что ему была свойственна высокая степень самоконтроля, способность полностью владеть собой и, вследствие этого, влиять на жизненные обстоятельства. Цадик знает, чем можно поступиться, а чем нельзя; он может быть великодушным благодетелем и способен твердо противостоять искушению, неуклонно воздерживаться от того, что считает неправильным. Способность контролировать свое поведение и в полной мере владеть собой — одна из главных черт цадика , каждый из которых — в некотором роде не только святой, но и мудрый правитель. И до тех пор, пока положительные качества Йосефа соотносятся с фольклорными представлениями о нем как о типе, все хорошо, но Танах показывает и менее привлекательные черты личности Йосефа. Ведь недаром он вызывает негодование братьев, например. Было в нем нечто такое, что служило основанием для отрицательного отношения к нему людей. И это касалось не только того, что он говорил или делал; это было в самой его натуре. Окружающие не могли ужиться с ним, он их просто раздражал как человек.

Как бы то ни было, Йосеф недолго оставался пастухом, а испытания и беды, которые ему пришлось пережить в Египте, очевидно, способствовали проявлению лучших сторон его натуры. И последующие поколения стали видеть в нем праведника и вождя народа. Однако даже в период славы и величия он вел себя зачастую чрезвычайно странно. Его поведение при встрече с братьями в Египте вновь вызывает в памяти малоприятную личность, раздражавшую людей. Странно выглядит эта встреча, разыгранная по заранее обдуманному сценарию. Она — словно современная трагикомедия, банальная история со счастливым концом. Но забавного в ней мало. Во всей этой сцене с братьями явственно звучит нота горечи, долго сдерживаемого гнева. Трагическое заметно подавляет черты комедианства. И здесь мы, кажется, начинаем понимать характер Йосефа: просто он склонен был вести себя странно. Это было такой же особенностью его натуры, как способность приобретать власть над людьми. Обе эти особенности проявляются и в его отношениях с Потифаром, и с женой Потифара, и с фараоном. Странно использует Йосеф и свою власть: он становится благодетелем.

Причиной того, что судьба этого сына Яакова сложилась именно так, а не иначе, была, может быть, и еще одна уникальная способность Йосефа: умение разгадывать сны. Он не обладал пророческим даром отца, и ему не являлись видения, но он не был подобен и своим «приземленным» братьям, давшим ему прозвище « сновидец ». У него была способность угадывать будущее в сновидениях — своих и чужих. Эта способность привела самого Йосефа к феноменальному личному успеху, повлияла на судьбу его семьи, а в дальнейшем — и на судьбу всего народа, который из-за всей этой истории с Йосефом оказался в Египте.

Давно уже было замечено, что в сновидениях отражаются сокровенные желания души. Фрейд в этом отношении лишь подтвердил то, что было давно известно и что неоднократно отмечается в Танахе и в Талмуде. Но хотя древним было известно, что сон — это явление, главным образом, субъективное, они знали и о снах иного рода — о пророческих сновидениях. Они верили, что некоторые сны могут приоткрывать завесу неизвестного и в душе отдельной личности, и в высших тайнах бытия. Трудность в том, что переживания пророка или сновидца не всегда можно ясно истолковать. Если пророк — подлинный провидец, его видение объективно и как бы отделено от его личности. Он может осознавать источник своего видения, но не идентифицирует себя с ним. Пророк может чувствовать себя взволнованным или огорченным из-за явившегося ему сновидения, оно может его поразить или удивить, он может даже внутренне сопротивляться ему, но он не в силах избавиться от него.

Ощущения сновидца более сложны. Они не достигали уровня пророческой однозначности, хотя можно понять, в чем источник сновидения, — в потаенных желаниях души или в действиях Высшей Силы. Комментаторы, пользуясь характерным для них языком, отмечают, что могут быть сны-пророчества от ангела и сны-пророчества от демона, — в зависимости от того, в чем источник снов — в высших или низших импульсах личности. И здесь возникает проблема, связанная с неясностью видений сновидца. Он может быть далек от фантазий, порожденных сокровенными желаниями, и все же не приближаться к объективной ясности пророчества. Поэтому сновидцы часто сами сомневались в аутентичности своих видений. Даже Яаков, увидев во сне лестницу, ведущую на небо, сделал удивительное замечание: «Если Всесильный будет со мною и сохранит меня на том пути, которым я иду… будет Б-гом мне Всесильным» ( Брейшит 28:20, 21 ). Если бы Яаков был уверен в пророческом характере этого сна, то не выдвинул бы таких условий. Но он полагал, что, возможно, этот сон связан не с объективным предназначением, а вызван желанием его души. Окончательное суждение Яаков отложил на последующие годы, когда ему действительно стало ясно, что тот сон был пророческим. Тогда, через двадцать лет, он вернулся в Бейт-Эль, на то место, где видел сон, и установил там жертвенник.

Однако Йосеф, по-видимому, не особенно сомневался в том, что можно предсказывать будущее по сновидениям. Увидев во сне, что снопы его братьев кланяются его снопу, он был убежден, что это — предсказание о будущем. И он рассказал о своем сне братьям, наивно желая, чтобы они восприняли это как важное для них сообщение. Если бы братья отнеслись к его рассказу как к вещанию истины и согласились бы с превосходством Йосефа над ними, последующие события развивались бы, очевидно, иначе и не были бы столь трагичными. Но сыновья Яакова считали сновидения Йосефа лишь выражением его сокровенного желания властвовать над ними. Однако ведь и сам сновидец часто не совсем убежден в аутентичности своего сна — даже когда он, в общем, полагает, что разгадал его правильно.