Иннокентий Херсонский - Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа

Когда Лазарь с его болезнью таким образом был как бы забыт, спустя три дня, Богочеловек, без всякого нового повода, вдруг сказал ученикам Своим: Идем во Иудею! ' Поскольку о происшедшем теперь с Лазарем ученики ничего не знали, а пасха была еще не так близко, то слова Учителя удивили их и привели в страх: воображению некоторых тотчас представились опасности, каким за несколько месяцев перед тем они подвергались в Иерусалиме, когда были там на празднике обновления храма. Поэтому, чтобы отклонить от путешествия, как казалось, преждевременного, и потому опасного (в самый праздник пасхи по множеству народа, к Иисусу вообще весьма приверженного, не было так опасно), некоторые осмелились привести на память прошедшее: Равви, — говорили, — давно ли иудеи искаху Тебе камением побити, и паки ли идеши тамо? (Ин. 11,8.)

Язык сей, очевидно, отзывался искренним усердием и осторожностью, не был однако же вполне достоин учеников Иисусовых. Находясь при Нем в продолжение 3-х лет и будучи свидетелями всей Его жизни и действий, они должны были приметить, что все пути и дела их находятся под охранением свыше, что Отец Небесный никогда не оставляет Своей помощью Сына, в Котором положил все Свое благоволение (Мк. 1, 11). Даже одного обыкновенного доверия к великим качествам своего Учителя достаточно было, чтобы предохранить учеников от напрасного опасения, будто Он может предаваться опасностям, не предвидев их или не подумав о них. Только невнимание к путям Промысла, некое забвение божественности служения Иисусова и чрезмерная человеческая забота о своей личной безопасности могли привести учеников к той мысли, что враги Иисусовы в состоянии воспрепятствовать Его великому делу и побить преждевременно камнями Того, Кто мог из камени воздвигнуть чад Аврааму (Мф. 3, 9).

Богочеловек не обнаружил при этом никакого неудовольствия; дал однако же заметить ученикам, как опасения их недостойны людей, совершающих, как они, великое дело Божье. «Не дванадесять ли, — сказал Он им в ответ, — часов есть во дни? Аще кто ходит во дни, не поткнется, яко свет мира сего видит. Аще кто ходит в нощи, поткнется, яко несть света в нем». — Из этих несколько прикровенных слов ученики Иисусовы должны были уразуметь три весьма важные и нужные для них истины, ими теперь забытые или не понимаемые, как должно: первое, что Промысл Отца Небесного ни в каком случае не может оставить без помощи их божественного Учителя; во-вторых, что для служения Иисусова, по чрезвычайной важности его, назначено свыше со всей точностью определенное время, которое, не могут ни продлить, ни сократить никакие усилия врагов; в-третьих, что это предопределенное время еще не окончилось, а продолжается. Сравнение Своего служения с продолжением дневного пути употреблено здесь Спасителем, без сомнения, потому, что предметом настоящей беседы Его с учениками было не другое что, как путешествие в Иудею.

Беседа эта снова подтвердила, что Господь имел обыкновение отвечать на недоумения Своих учеников, сколько было только нужно для их настоящего вразумления и успокоения, не входя в объяснение тех причин, почему Он поступает так, а не иначе. Ибо в Иерусалиме ожидали Его теперь не только великие опасности, но и самые страдания и смерть; между тем, Он не говорит теперь об этом; сказывает даже нечто как бы противное тому, то есть что ученики напрасно опасаются за Него. И почему поступает таким образом? Потому что истинная сила вопроса, предложенного выше учениками, состояла не в том, ожидают ли их в Иерусалиме опасности, а в том, можно ли, не подвергаясь упреку в безрассудности, идти туда, где опасность. Господь отвечает, что можно; ибо этот путь принадлежит к делам дня ко времени Его служения, которое, вопреки опасениям учеников, никем на земле и никак не может быть ни сокращено, ни продолжено.

Ученики успокоились, по крайней мере, умолкли. Тогда Господь, как бы вспомнив о Лазаре, сказал им: «Лазарь, друг наш, успе; но иду, да возбужду его». Так говорил Он о смерти Лазаря, которая случилась именно в то время и действительно была как бы сном и для Лазаря — по ее кратковременности, и для Иисуса — по той легкости, с которой Он возбуждал уснувших сном смертным. Ученики однако же поняли слова Его буквально, не о смерти, а о усыплении Лазаря. Привыкнув к опытам Его всеведения, они не думали спрашивать, как Он узнал о положении Лазаря; только некоторые заметили, что это добрый знак; ибо, говорили они, аще успе, спасен будет, то есть если он уснул, то скоро выздоровеет. И следовательно, подразумевалось, нет нужды идти теперь во Иудею — и для Лазаря.

Тогда Учитель сказал, уже не обинуясь: Лазарь умре; и радуюсь вас ради, яко не бых тамо (иначе просьбы Лазаря, слезы сестер его побудили бы Премилосердого исцелить Своего болящего друга и не допустить до смерти). Идем к нему.

Вероятно, некоторые из учеников и при сем не обнаружили всей ожидаемой решимости идти во Иудею, хотя для погребения Лазаря, что для одного из них, именем Фомы, показалось уже совершенно неуместным. «Что же мы медлим, — воскликнул он к соученикам, — идем и мы, да умрем с ним!» И для Фомы идти к умершему в Иудею значило почти то же, что идти на смерть: однако же он не только не продолжает отклонять Учителя от Его намерения, но и недоволен медленностью прочих учеников, и приглашает всех умереть с Лазарем и Иисусом: приглашение, достойное ученика Иисусова! Хотя увидим впоследствии, что сердце Фомы еще не было теперь действительно так самоотверженно, как были его уста…

Вслед за тем Господь и ученики Его отправились в Иудею, но без поспешности однако же, которая, по-видимому, теперь не была уже и нужна. Достигли пределов Иерихона, откуда до самого Иерусалима оставалось не более шести часов пути, а до Вифании еще менее. Дорога была покрыта путешественниками, со всех сторон стекавшимися в Иерусалим на приближающийся праздник. Учитель шел один (Мк. 10, 32), впереди Своих учеников, которые следовали за Ним на некотором расстоянии, размышляя и беседуя между собой о будущем. Внутреннее состояние их, по замечанию Евангелиста Марка, было весьма расстроено (Мк. 10, 32). Сколько можно судить по соображению обстоятельств (Ин. 11, 8; Мк. 10, 35), в душе их боролись теперь между собой два чувства: желание как можно скорее видеть открытие царства Мессии и разделить со своим Учителем славу Его земного владычества над всем миром и нежелание подвергнуться страшным опасностям, которые, по общему понятию, почитались при этом неизбежными. Слова Иисуса Христа еще в одной из бесед в Галилее обещавшего соделать их, в награду за пожертвование и труды, судьями Израиля и посадить на 12-ти престолах (Мф. 19, 27–30) (обещание, заключавшее в себе высший духовный смысл, но учениками понятое буквально), надежда, что настоящий путь в Иерусалим будет последним и с наступлением праздника пасхи откроется царство Мессии — их Учителя, примечание всеобщего расположения в народе к гражданским и религиозным переменам, и в частности, сильного расположения к Иисусу Христу и другие обстоятельства наполняли воображение учеников мыслями самыми восхитительными. Но когда воображение утихало и от будущих неопределенных надежд обращались к суровой действительности прошедшего и настоящего, когда начинали беспристрастно судить о положении вещей, своей беззащитности, бедности, силе и злобе своих врагов — тогда невольно приходили к недоумениям и опасению, делались малодушны и боязливы. И ужасахуся, и во след идуще, бояхуся.