Иоанн Мейендорф - Византия и Московская Русь

Тексты Григоры и патриаршего синода отражают византийское видение Руси, определившее очень последовательную политику византийского правительства в этой стране, которую считали единым «народом», церковно объединенным одним пастырем. 34–ое апостольское правило расценивалось, естественно, как канонический авторитет, точно соответствующий ситуации и дающий терминологию, необходимую для описания русского церковного устройства. Правда, в XI веке на короткое время еще возникали отдельные митрополии в Переяславле и Чернигове, [160] Ср. 144, с. 164–170. но это были лишь нестойкие плоды колебаний византийской политики. Аналогичные попытки, предпринимавшиеся на Руси в XII и XIV веках, встречали твердое сопротивление патриархата. В широком смысле, именно Византия была прямым инициатором установления на Руси единой церковной ограничивалась этническими рамками русского народа, а не административными пределами римской «провинции», как в других митрополиях патриархата. «Национальный» характер русской митрополии первоначально призван был облегчать административный контроль над русской церковью и способствовать дипломатическому воздействию на русское государство, но благодаря ему на Руси сложилась также традиция церковной централизации, которая веками существовала в независимой русской церкви после крушения Византии.

1. Положение и власть митрополита

В византийских источниках сохранилось несколько официальных перечней митрополий и подчиненных им епархий (Notitiae episcopatum). Знакомясь с этими перечнями, особенно относящимися к XIV веку, исследователь поражается необычности статуса русской митрополии. Несмотря на огромные размеры и географическую протяженность, она числилась среди традиционных кафедр Малой Азии и Балкан, которые составляли исконную территорию патриархата и все еще считались соответствующими древним римским провинциям. В начале XIV века в юрисдикцию патриарха входило 112 митрополий. При императорах Андронике II (1282–1328), Андронике III (1328–1341) и в первые годы правления Иоанна V (1341–1347) в митрополиты были возведены еще двадцать шесть «автокефальных архиепископов» [161] Обычно «автокефальный архиепископ» не имел зависящих от него епископов и сам непосредственно зависел от патриарха (см. ниже, прим. 36). и восемь епископов. По мере сокращения империи и образования независимых церквей в Болгарии и Сербии, фактическая власть многих митрополитов становилась минимальной: они были митрополитами лишь по званию. Тем не менее, русский митрополит, с его огромной властью, занимал по старшинству лишь шестидесятое место. Более того, во время перетасовки митрополичьих кафедр при Андронике II русская кафедра отодвинулась с шестидесятого на семьдесят второе место. [162] Ср. 52, с. 597–601. Вряд ли это свидетельствует о нарочитом унижении русского митрополита, поскольку такие же перемещения коснулись и других кафедр, но определенно говорит о сугубо византийской способности настаивать на теоретической неизменности ойкумены, символически возглавляемой императором и патриархом, и при этом не принимать во внимание очевидную историческую реальность. Одновременно этот внешний идеологический консерватизм очень умело и реалистически использовался для поддержания престижа «имперской столицы» и для распространения ее влияния и контроля в областях, которые — как и Русь — иначе давно освободились бы от них. Лишь изредка митрополичье достоинство и русское национальное чувство поощрялись отличиями, полагавшимися им по византийскому протоколу: например, послания патриарха русскому митрополиту запечатывались свинцовыми печатями, тогда как для других была предусмотрена восковая. [163] О существовании этого явления в конце XIV века см. 149, V, с. 509. На Руси число епархий значительно менялось в зависимости от исторических и политических обстоятельств. Греческие перечни XIV века всегда тщательно выделяют епархии, расположенные на территориях, подвластных великому князю Владимирскому. Эти области северо–восточной Руси обычно называли «Великой Русью», а «Малой Русью» обычно называли земли бывшего Галипко–Волынского княжества. [164] См., особенно, 51, с. 246–253. «Малороссийскую группу» составляли постоянно шесть епархий — Галич, Владимир–Волынский, Перемышль, Луцк, Туров и Холм; в то же время Чернигов (иногда объединяемый с Брянском), Полоцк и Смоленск по мере экспансии литовских князей перешли из северо–восточной в юго–западную группу. С перерывами существовали Переяславская и Белгородская епархии , а епархия Юрьевская упразднилась в XIV веке. В состав «Великой Руси» постоянно входили епархии Владимира на Клязьме, Новгорода, Ростова, Суздаля, Сарая, Рязани, Твери, Коломны и Перми (последние две были образованы в XIV веке). [165] Ср. 210, IV, I, с. 107–109, 337.

Хотя после разорения Киева татарами митрополит больше не жил там, он сохранял свой традиционный титул и продолжал считаться епископом Киевским. Впрочем, фактические пределы его юрисдикции определялись политическими событиями XIII и XIV веков. В 1299 г. греческий митрополит Максим перенес свою постоянную резиденцию во Владимир, столицу северного великого княжения, присоединив этот город к Киевской епархии. [166] 246, с. 348–349. Его преемник Петр перенес кафедру в новую столицу, Москву, где построил кафедральный собор, сохранив при этом в своей юрисдикции и Киев, и Владимир. В результате митрополит считал своими кафедральными соборами три храма: Святую Софию в Киеве, Успенский собор во Владимире и новопостроенный Успенский собор в московском Кремле. Кроме того, во время посещений своей паствы в великом княжестве Литовском, митрополит располагал официальной резиденцией в Новогрудке; ему подчинялось православное духовенство в столице Литвы Вильно и в Гродно. [167] В 1451 голу митрополит Иона доверил своему наместнику церковное управление этими тремя городами, которые «издревле принадлежали митрополиту» (236, VI, стлб. 571). Фактически, митрополит возглавлял две епархии, Киевскую и Владимирскую, и, кроме того, ему принадлежала каноническая власть над церквами политических столиц двух «России»: Москвы и Вильно. Исключительность полномочий и престижа митрополита как духовного главы «многочисленного народа» усугублялась необъятностью митрополии и ее символическим значением. Поскольку сам митрополит был, естественно, не в состоянии лично править церковными учреждениями, находящимися в разных, подчас враждующих, княжествах, то в Киеве, Вильно и Москве назначались его постоянные наместники. В отсутствие митрополита наместники распоряжались от его имени, пользуясь большой властью над духовенством и даже над епископами, хотя сами епископами могли и не быть. [168] Многочисленные ссылки на официальные документы и летописи цитируются в 210, V, 2, с. 89–92.