Иоанн Мейендорф - Живое предание

Поэтому Павлу VI и Афинагору было довольно легко выразить «сожаление» по поводу «оскорбительных слов» 1054 года и «изъять из памяти и среды церковной акты отлучения». И хорошо, что они это сделали. Однако они не положили конец самому расколу.

В чем же суть этого раскола и когда он произошел?

В наше время все историки согласны в том, что Запад и Восток расходились постепенно, параллельно с постепенным усилением папской власти. Богословы в течение столетий обсуждали такие вопросы, как Троичный догмат (вопрос филиокве), и проблемы эти были действительно важными. Однако для их разрешения необходимо прийти к соглашению не только по существу спора (что само по себе достаточно трудно), но и по вопросу о том, кто и на каком основании сможет утвердить такое соглашение.

Отчуждение наметилось уже в четвертом веке, когда уже существовала известная поляризация в понимании Троичного догмата и закладывались основы экклезиологического конфликта. Запад придавал особый авторитет так называемым «апостольским кафедрам» и признавал Рим единственной «кафедрой Петра»; на Востоке же многие города могли доподлинно приписывать основание в них церквей Петру, Иоанну, Павлу или иным апостолам, и эти разнообразные «апостольства» не влекли за собой каких–либо юрисдикционных претензий [55] Это блестяще показано в книге: Dvornik F. The Legend of the Apostle Andrew and the Idea of Apostolicity in Byzantium. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1968. . Однако на Востоке никто принципиально не возражал против возвышения «вселенского патриархата» Константинополя, столицы империи, возвышения, основанного исключительно на эмпирических факторах, совершенно независимых ни от какой «апостоличности» [56] На эту тему см. также Dvornik F. Byzantium and the Roman Primacy. New York: Fordham University Press, 1966, p. 27–58. .

Расхождение между Востоком и Западом было несомненно связано с экклезиологической поляризацией — различным пониманием Поместной Церкви, т. е. евхаристической общины, народа Божия, собранного вокруг своего епископа и пресвитеров. Взаимоотношения между Поместными Церквами на Востоке основывались на тождестве их веры и полном онтологическом равенстве с «первенствующими» кафедрами (митрополиями, патриархатами и т. д.), возникавшими на эмпирическом основании, обусловленном и контролируемом только согласием всех Церквей. На Западе же настаивали на апостоличности, в особенности же на апостоличности Рима, ибо он был единственной апостольской кафедрой на Западе. Это породило понимание папства как особых богоустановленных прав римского епископа, поскольку не Церковь, а Сам Христос избрал и назначил апостолов, выбрав Петра для особой роли в Церкви. Но в экклезиологических спорах, развернувшихся в тринадцатом веке, византийская сторона настаивала на преемстве Петра в каждой Поместной Церкви в лице епископа, возглавляющего евхаристическое собрание [57] Об этом аспекте православной экклезиологии см.: Zizioulas,J.D. The Eucharistic Community and the Catholicity of the Church // MeyendorffJ, andj. McLelland, eds. The New Man: An Orthodox and Reformed Dialogue. New Brunswick, NY: Agora Books, 1973, p. 132–148; об идее преемства Петра в Византии см.: Meyendorff,J., et al. The Primacy of Peter in the Orthodox Church. London: Faith Press, 1963. . Эта идея была уже в третьем веке выражена в учении св. Киприана Карфагенского о кафедре Петра.

Изначальное расхождение постепенно углублялось, усугубляясь политическими и культурными факторами. За исключением папы Льва I и той большой роли, которую сыграло его «Послание к Флавиану» на Халкидонском соборе (451), Римская Церковь не имела решающего влияния на тринитарные и христологические споры, бушевавшие на Востоке. Авторитет Рима в вопросах веры признавался, но высшим выражением церковного авторитета считалось соборное согласие епископов. Однако авторитет этот не был юридическим и автоматическим, и мы знаем много примеров «лжесоборов». Соборный авторитет понимался в библейских категориях Божественных «знаков». Знаки эти даются христианской общине в целом, но не освобождают ее от ответственности различать между истиной и ложью.

Историки часто считают настоящим началом раскола крестовые походы, и в особенности захват Константинополя в 1204 году. Совершенно ясно, что установление параллельной латинской иерархии и в особенности латинского патриархата в Константинополе были очевидным проявлением раскола. Во всяком случае, после григорианских реформ папство уже считало себя высшим авторитетом в христианском мире, и всякое противодействие этому авторитету рассматривалось как схизма и ересь. Тем временем, несмотря на бесчинства крестоносцев, Восток еще долго верил в то, что латинский Запад остается частью христианской ойкумены. Это можно сказать не только о «латинофронах», которые постоянно толкали слабеющую империю Палеологов на политическую унию с Римом для получения помощи против турок, но также и о более консервативных православных кругах. Эти круги, придавая большое значение богословским вопросам, в особенности добавлению филиокве к Символу веры, считали, что для исцеления раскола необходимо созвать объединительный собор для открытого обсуждения этих различий и выработки общего решения.

В течение всего четырнадцатого века споры между Востоком и Западом сосредоточивались на идее собора. Но должен ли собор предварять соединение, как хотели византийцы, или же предварительным его условием является акт «покаяния» и «возвращения»? Папы придерживались последнего мнения, пока само панство не столкнулось с вызовом конциляризма у себя же на Западе. Провозгласив верховенство собора над папой, Констаицский собор подорвал прежнюю позицию паи и привел впоследствии к объединительному собору в Ферраре и Флоренции (1438–1439). По иронии судьбы Флорентийский собор закончился двойной трагедией: концом конциляризма на Западе [58] Ср.: Gill,]. The Council of Florence. Cambridge, 1959, p. VII. и окончательным разрывом между Востоком и Западом. И действительно, флорентийское постановление [59] Denzinger, H. and Rahner C. Enchiridion Symbolorum. Freiburg, 1952, p. 252–253. не могло не вызвать противодействия. Измученной и отчаявшейся греческой делегации оно навязало традиционные западные взгляды на филиокве и чистилище и к тому же определило, что римский понтифик, «истинный Наместник Христов», — это «глава всей Церкви, Отец и Учитель всех христиан» и что ему дана полная власть (plena potestas) «пасти, наставлять и возглавлять Вселенскую Церковь». Большинство греков, подписавших это постановление, позже отказались от своей подписи. Русская Церковь изгнала митрополита Исидора, подписавшего и активно поддерживавшего унию. После турецкого завоевания константинопольская патриархия официально поместила латинских христиан во «вторую категорию» еретиков, которых надлежало принимать в Церковь через миропомазание в соответствии с 95–м правилом Пято–Шестого собора (692).