Тихон (Агриков) - У Троицы окрыленные

«Аще… не будете яко дети, не внидите в Царство Небесное», — говорит Спаситель (Мф. 18, 3).

Какая прекрасная добродетель — незлобие! Она уподобляет людей безобидным детям и кротким ангелам. Посмеялись, поехидничали над тобой за твою веру, обидели, унизили, перестали ценить, — как необходимо здесь тебе незлобие! А если бы мы еще помнили, что незлобие искупило мир от вечной погибели, как бы мы горячо возлюбили эту добродетель!

Посмотри-ка, мой дорогой и милый друг, как умирает на Кресте Господь наш Спаситель! Кругом насмешки, издевательства, угрозы, ехидство. От страданий Он едва не теряет сознание и все же находит силы, чтобы молить: «Отец Небесный, Ты им прости, прости все, что они сделали со Мной».

Какое дивное незлобие, какое благодушное всепрощение, Любовь!

Да, много на земле прекрасных добродетелей, но почетное место среди них занимает святое незлобие! Добродетель эта велика потому, что рождает многие другие христианские качества: кротость, смирение, простоту, терпение, милосердие, уступчивость.

Уступчивость — любимая дочь незлобия. Она нужна нам, как воздух. Без уступчивости невозможно уподобиться ангелам и Божиим людям. Если уступчивость может поднять человека до святой ангельской простоты, то какое зло, даже смерть духовную и телесную, приносят человеку неуступчивость и упрямство !

Хочешь видеть живые примеры гибельной неуступчивости и спасительного незлобия?

Течет быстрая и широкая река. Если кто попадет в ее бурные и крепкие объятия, то тому несдобровать. Закрутят воды, завертят, понесут и поглотят…

Чрез реку пролегает узенький мостик. Только одному свободно можно пройти по этому переходику, а двоим — еле-еле разойтись.

Но вот, смотрите, смотрите, с этой стороны по переходику пошел рогатый козлик. А с другой стороны ему навстречу — другой такой же. Вот они сошлись на середине мосточка. Как бы надо кому-то одному уступить дорогу другому, потесниться! Нет, ни один не уступает. Хоть бы чуть-чуть в стороночку — и разошлись. Нет, они еще схватились бороться! О ужас, оба летят в бурный поток. Вот плод неуступчивости!

Ах, как жаль, как жаль этих козликов! Вон они барахтаются в воде и жалобно кричат. Минута — и вода понесла и поглотила их.

Когда тебе, мой милый друг, кто-либо перечит или предлагает свое, то ты не упорствуй, не противься, как упрямый козлик, но прояви благоразумие и благородство души — уступи. Даже если тебе кажется, что твое суждение правильнее, и тогда уступи. И две души будут спасены от погибели.

Январская ночь в поле была темной и метельной. Ветер выл, точно голодные волки. Трещал мороз. По глубокому снегу пробирался человек. Он, кажется, уже не шел, а полз. Вот сквозь снег и вьюгу он заметил огонек в оконце хатки. Но как добраться к нему? Силы вышли, руки, ноги заледенели. А хатка совсем рядом. Кричать? Да разве услышат!

…На горячо натопленной печи сидели две сестры. Они ждали родного брата с войны, так как тот сообщил, что должен прийти на днях. В эту ночь им обеим не спалось. Уже скоро полночь, а у них еще теплится лампа. Вдруг им почудилось, как будто кто-то кричит.

«Поди, Марья, поди, не брат ли приехал», — сказала одна сестра другой.

«Ишь ты, Дарья, поди-ка сама, это буря в трубе визжит».

В хате вновь воцарилась тишина, только тихий свет лампы еле освещал замерзшее окошко. Вдруг снова сестрам показалось, что кто-то будто кричит о помощи, но уже слабее. Одна из них зашевелилась и сказала:

«Поди, Дарья, поди, не брат ли приехал?»

«Ишь ты, Марья, поди ты сама, это ветер гудит в трубе».

И снова в хате тишина…

Всю ночь ревела метель. Всю ночь напролет рвал сильный ветер. Под утро водворилась мертвая тишина. Рассвело. Марья, закутавшись, пошла на зады за водой. Вдруг бежит обратно: «Дарья, эй ты, Дарья, поди скорее, мне страшно».

Когда Марья и Дарья вышли на зады, кругом был снег, точно белый саван. Совсем рядом от калитки, шагах в пяти, из-под снега торчала человеческая рука. Сестрам стало страшно. Они вскричали соседям. Собрался народ. Откопали замерзшего солдатика. Он шел с войны в родной дом, к родным сестрам. А они просидели на горячей печи, поленились слезть, одна другой не уступили и братца у родной хаты погубили.

Выходной день. В семье решается вопрос, куда ехать отдыхать. «За город», — кричит что есть силы мальчик. «Нет, лучше в городской парк», — старается перекричать его девочка. «Нет, нет, лучше на озеро, на пляж», — кричит еще сильнее вторая девочка. И в семье завязалась ссора: каждый настаивал на своем и доказывал, что там непременно лучше отдыхать, веселее. Никто не хотел уступить, но желал, чтоб было только по его. Если бы не вмешались в это дело родители, то дети бы подрались.

Наконец выбор все-таки сделали, но так как долго спорили и не хотели друг другу уступить, то на электричку опоздали и не попали ни в парк, ни на озеро, ни за город, и все остались дома. Отдохнули?

Бывает подобное и с нами. Подходит воскресный день. Одна детка говорит другой: «Поедем в Лавру к Преподобному». А другая говорит: «Нет, мы там недавно были. Лучше поедем в Елоховский». А третья говорит: «Не в Лавру и не в Елоховский, а самое лучшее — в Скорбященский». Начинается спор. Каждая доказывает свое, не уступает другой — как маленькие дети. Бремя идет, возбуждение и недовольство возрастают. И, наконец, не достигнув согласия, разъезжаются кто куда. Одна едет в Лавру, другая в Елоховский, а третья в Скорбященский. И думают там помолиться. А душа-то и не молится. Благодати нет, потому что не уступила, и на сердце не мирно.

Да, велик грех неуступчивости, очень велик.

А вот теперь посмотрим, как благотворна для души уступчивость и как приятно Богу незлобие.

Две духовные сестры прожили в одной келии двадцать лет и ни разу не поссорились. И вот однажды сестра Мария говорит сестре Зинаиде:

«Зина, мы с тобой ни разу в жизни не ссорились, давай хоть раз поссоримся, хоть понарошку». — «А как?» — спрашивает Зина. «А вот как: я поставлю посреди келии ведро с водой и скажу, что это ведро мое. А ты скажешь: нет, не твое, а мое это ведро. А я скажу: ничего подобного, это мое ведро. Так и поссоримся, может быть, и подеремся».

Так сестры и договорились. Взяли ведро с водой, поставили его посреди келии. Мария говорит: «Это мое ведро». А Зина отвечает: «Твое, так и бери». И ссора не состоялась, не могла Зинаида стоять на своем. И сестры так и жили по-мирному.

Стояла знойная погода. Жара невыносимая. Хлеба и травы выгорали дотла. «Батюшка, надо бы отслужить молебен о дожде», — сказал священнику старый псаломщик.

«Ну что ж, отслужим, — ответил батюшка, — только сначала пойдем на кладбище да попросим умерших, чтоб они помолились о нас, о живых, чтобы Господь послал нам дождичка».