Гилберт Кийт Честертон - Писатель в газете

Так, журналист сталкивается с очевидной проблемой: если он действительно считает, что нечистоплотную сделку между правительством и подрядчиком должно судить общественное мнение, то под ним он должен подразумевать парламент, вернее, небольшую контролирующую парламент фракцию. Тогда журналисту остается выбрать между двумя точками зрения. Либо, по его мнению, продажных правительств не бывает вовсе, либо он может счесть, что одним из характерных свойств продажного правительства является осуждение собственной продажности. Мне остается только посмеяться и предоставить ему самому сделать выбор.

Почему современная политическая пресса так слаба? Она даже хуже, чем хочет казаться. Верой и правдой превознося своих нелепых лидеров, она почему–то выставляет их б о льшими дураками, чем они есть на самом деле. То же относится к моментальным фотографиям государственных деятелей, сделанным во время их публичных выступлений. Обидчивый политик (если такие бывают) убил бы того, чья камера поймала его в неловкие моменты. Ибо наше общее впечатление о человеке складывается из серии еле различимых снимков, на которых он выглядит хуже, чем мы его себе представляли. Мистер Огастин Биррелл произнес вполне разумную и занятную речь, во время которой никто в аудитории даже не заметил, как он поправил галстук. Но сфотографируйте его в этот момент, и на фото вы увидите, как он в агонии конвульсивно хватается за горло, а голова его вывернута набок, словно у повешенного. Сэр Эдвард Карсон также, возможно, произнес вполне приемлемую речь, которую нельзя назвать скучной, но сам при этом устал и переступил с ноги на ногу. Сфотографируйте его в этот момент, и вам покажется, что нога его повисла в воздухе, а рот так растянут в зевке, что, кажется, он вот–вот проглотит весь зал. Но наибольшие нелепости встречаются в самом тексте газетных сообщений. И дело не в том, что журналисты не говорят правду, а в том, что малой толики рассказанной ими правды вполне достаточно, чтобы понять, что все это ложь. Ложный пафос — один из их наиболее частых промахов. Они начинают с рассказа о том, как некий государственный муж произнес нечто блестящее по стилю и острое по содержанию, отчего его слушатели застыли в ужасе или разразились аплодисментами. А потом они сообщают вам, что же такое он сказал. Глупцы!

Вот пример того, как ведущая либеральная газета освещала дебаты по поводу гомруля [171] Гомруль — законопроект о самоуправлении для Ирландии. Его инициатором был У. Гладстон, дважды, в 1886 и 1894 гг., выходивший в отставку после отклонения гомруля британским парламентом. В 1908 г. либеральное правительство Асквита вновь поставило вопрос о гомруле. . Я сам сторонник гомруля, поэтому в данном вопросе мои симпатии были скорее на стороне газеты.

Странно было читать, как мистер Асквит, зная, что настал решающий момент его карьеры, произнес, многозначительно глядя на своих сторонников: «Прежде всего я хотел бы знать, принимаются ли мои предложения?»

И это все. Мне решительно непонятно, почему бедный мистер Асквит представлен так, словно он нарушил христианскую заповедь о милосердии?.. Это все равно, что сказать: «Архиепископ Кентерберийский [172] Архиепископ Кентерберийский — глава англиканской церкви. , видя, что ему предстоит либо отречься от бога, либо, умерев мучительной смертью, обрести лавры мученика, произнес со всей религиозной страстностью, которая в иной, менее острой ситуации походила бы на фанатизм: «Служба сегодня состоится, как обычно, в половине пятого вечера».

Или возьмем другой пример: «Лорд Робертс, понимая, что предстоит решающая битва и что проиграй он ее — а шансы на победу были очень незначительны, — и с независимостью Англии будет навсегда покончено, обратился к воинам с речью, которая вызвала небывалый подъем патриотических страстей и в мирное время могла бы показаться кровожадной. Закончил он знаменитыми словами о прекрасной погоде».

Или еще интереснее было бы прочесть следующее: «Королевский астроном пришел к выводу, что, если к его требованиям, касающимся беспроволочного телеграфа, не отнесутся со всей серьезностью, Земля будет в щепки разнесена кометой. В связи с этим он выступил в Королевском обществе [173] Королевское общество — старейшее научное учреждение Великобритании. Основано в 1663 г. с сообщением, которое при иных обстоятельствах показалось бы не в меру догматичным, эмоциональным и лишенным научного агностицизма.

В сообщении этом содержалось необычайное и даже ужасное заявление о том, что звезды, как правило, лучше видны ночью, нежели днем».

И вот я, по совести говоря, не возьму в толк, чем любой из выдуманных мною параграфов нелепее напечатанного оригинала… Нет, уж лучше, если заседания парламента снова будут проходить при закрытых дверях и без репортеров. Тогда по крайней мере до публики будут доходить слухи о небывалом красноречии, таком, например, какое продемонстрировал Питт в ответ на обвинения в молодости [174] Практика реферирования и последующей публикации парламентских прений была постепенно введена в середине XVIII в., несмотря на упорное сопротивление олигархической верхушки. Красноречие Питта — 27 января 1741 г. У. Питт ответил на обвинение Р. Уолпола, что он еще слишком молод, встречным выпадом: «Чудовищное преступление, заключающееся в моей молодости, я не могу ни смягчить, ни отрицать. Но я надеюсь, что мои недостатки относятся к заблуждениям, которые с молодостью проходят, а не к порокам, навсегда остающимся в человеческой душе». .

Почему же на Флит–стрит пишут всякий вздор? На Флит–стрит сидят не дураки. Многие из них познали и нелегкий труд, и нищету, и критическое осуждение. Мне кажется, они просто–напросто устали от своей работы. Как сказал генерал в пьесе Ростана: «Апатия!» [175] В пьесе Э. Ростана «Орленок» (1900), д. II, явл. VIII, маршал Мортон отвечает на вопрос, зачем он и его товарищи предали Наполеона, словами: «Мой бог! Усталость!» (пер. Т. А. Щепкиной–Куперник).

Я полагаю, именно так бог (не нужно лишних волнений, пусть будет природа) неожиданно мстит за постыдный труд. Дело в том, что моральная и даже физическая прочность человека не выдерживает такой перегрузки ложью. Они продолжают писать свои передовицы и сообщения о работе парламента. Но для них это то же, что для осужденного щипать паклю. И дело не в том, что нам скучно читать их статьи; дело в том, что им скучно их писать. Работа делается невыносимой, когда делают ее вяло, без души. А делают ее вяло потому, что работают не на благо демократии, во имя которой люди пойдут на смерть, и даже не на благо аристократии, из–за которой многие люди погибали. Они работают на благо капитализма, который занимает любопытное место в истории со многих точек зрения. Но самое любопытное в капитализме то, что никто его не полюбил и никто за него не пошел на смерть.