Мигель де Унамуно - Житие Дон Кихота и Санчо

Никогда я не мог согласиться с тем, что «Дон Кихот» непереводим; более того, я стал верить, что он выигрывает в переводе, и если его лучше почувствовали за пределами Испании, чем в ней самой, это в большой степени связано с тем, что красоту книги не затуманило языковое предубеждение. Точнее говоря, у нас не чувствуют внутреннего величия «Дон Кихота» и потому цепляются за стиль и внешнюю форму. Чего, повторяю, я никому не стал бы рекомендовать.

Важно отделить Сервантеса от «Дон Кихота», добиться, чтобы ядовитую толпу сервантесофилов, или сервантистов, заменил священный легион кихо- тистов. Нам настолько же не хватает кихотизма, насколько чрезмерным представляется сервантизм.

В истории литературы бывают случаи, когда человек порой превосходит автора; и таким образом о том или ином писателе, который производил огромное впечатление на своих современников, мы не' можем судить достоверно и нас поражают авторитет, которым он пользовался, и влияние, которое он оказал, в то время как иной раз автор оказывается выше человека и произведений, написанных им. Бывают люди, которые умирают, не исчерпав своего ума в писаниях, а растратив его в разговорах, беседах и делах. Нас удивляет, что произведения античных писателей, которых превозносили современники, оставляют нас сегодня равнодушными; в таких случаях мы должны предположить, что человек был выше своих произведений. А в иных случаях происходит обратное.

Я не сомневаюсь, что Сервантес — типичный пример писателя, который стоит неизмеримо ниже своего произведения, своего «Дон Кихота». Если бы Сервантес не написал «Дон Кихота», чей сияющий свет озарил и другие его произведения, он фигурировал бы в нашей истории литературы как талант пятой, шестой, тринадцатой величины. Никто не читал бы его пресных «Назидательных новелл», как никто не читает его невыносимого «Путешествия на Парнас» или его пьес. Новеллы и отступления, имеющиеся в «Дон Кихоте», такие как эта неуместная «Повесть о безрассудно–любопытном», [74] Об игре слов, к которой здесь прибегает Унамуно, см.: наст. изд. с. 97. не заслужили бы никакого внимания читателей. Хотя Дон Кихот появился на свет благодаря таланту Сервантеса, он несравненно выше Сервантеса. Строго говоря, нельзя считать, что Дон Кихот это детище Сервантеса; ведь если последний был его отцом, то матерью был народ, среди которого жил и которым жил Сервантес, и у Дон Кихота гораздо больше от матери, чем от отца.

Зайду еще дальше: я подозреваю, что Сервантес умер, не постигнув масштаба своего «Дон Кихота» и едва ли поняв его должным образом. Мне кажется, если бы Серантес воскрес и снова прочитал своего «Дон Кихота», он понял бы его так же плохо, как его понимают мазореты–сервантисты, с которыми он встал бы рядом. Мы не сомневаемся в том, что, вернувшись в мир, он стал бы сервантистом, а не кихотистом. Ведь достаточно внимательно прочитать «Дон Кихота», дабы заметить, что всякий раз, как наш добрый Сервантес вмешивается в повествование и пускается в рассуждения от себя, он это делает только для того, чтобы сказать нечто неуместное или дурно и зло судить о своем герое. Так происходит, например, когда он нам рассказывает о великолепном поступке Дон Кихота, обращающего свою речь о золотом веке к козопасам, которые не поняли ее смысла, — в этом‑то и заключается героизм хвалебной речи, — но автор называет ее бессмысленным рассуждением. Однако он тут же вынужден показать нам, что эта речь не была напрасной, потому что козопасы, выслушав ее в недоумении и растерянности, в благодарность за нее одарили Дон Кихота пастушеским пением. Бедный Сервантес не обладал крепкой верой ламанчского идальго, верой, которая заставила Рыцаря обратиться с возвышенной речью к козопасам, будучи уверенным в том, что, если они не поймут ее буквально, они насладятся ее музыкой. И подобных пассажей у Сервантеса немало.

И нас ничуть не должно удивлять, что, как уже было сказано, если Сервантес стал отцом «Дон Кихота», его матерью является народ, частью которого был и Сервантес.

Сервантес был всего лишь простым орудием, благодаря которому Испания XVII в. сотворила Дон Кихота. «Дон Кихот» Сервантеса — наиболее беспристрастное произведение, какое только можно создать, и поэтому наиболее личное в некотором смысле. Сервантес, будучи автором «Дон Кихота», только посланник и представитель Человечества. И поэтому он создал великое произведение.

Истинный гений — это тот, кто, будучи подлинной личностью, обезличивается, кто становится голосом народа, кому суждено выразить то, о чем думают все, когда другим не удается сказать, о чем они сами думают. Гений — это индивидуализированный народ. Таким образом, как сказал один писатель, — мне кажется, это был Флобер, — совершенство стиля заключается в его отсутствии и наилучший стиль, подобно воде, тот, который меньше всего ощущаешь; 11точно так же совершенство мысли и чувства приходит тогда, когда ты мыслишь и чувствуешь, как мыслит и чувствует в самом себе народ, который нас окружает и частью которого мы являемся. Я добавил «в самом себе», потому что народ заставляют иногда верить в то, во что он не верит, и думать так, как он не думает; и когда кто‑то приходит и открывает ему то, что он действительно думает, что чувствует и во что верит, он озадачен и сбит с толку, хотя поначалу едва это понимает, как и случилось с обескураженными козопасами, когда они услышали речь Дон Кихота о золотом веке.

И подобно тому как есть пожизненные гении, — гении, являющиеся таковыми всю свою жизнь, кому удается в течение всей жизни оставаться посланниками и духовными рупорами своего народа, бывают гении временные, — гении, которые становятся таковыми в определенный момент своей жизни. Правда, длительность этого момента может быть разной и последствия геройского поступка тоже. И это должно служить утешением нам, смертным, созданным из самой что ни на есть обычной глины, когда мы обращаем взоры на тех, кто сотворен из тончайшего фарфора; ведь кто же не был, хоть на четверть часа, гением для своего народа, пусть даже этот народ всего лишь село с тремя сотнями жителей! [75] Игра слов в подлиннике основана на следующих значениях: «pueblo» — 1) народ, 2) селение, село; «vecino» — 1) сосед, 2) житель (села, деревни). Кто не был героем на день, а то и на пять минут! И благодаря этому, благодаря тому, что все мы можем стать гениями на время, даже если это длится какие‑то минуты, мы можем понять пожизненных гениев и полюбить их.

Так вот Сервантес был временным гением; и если он представляется нам абсолютным и постоянным гением, самым значительным из них, это потому, что книга, которую он написал в период своей гениальности, — творение не временное, но вечное. Герою одного дня, которому в день своего героизма дано ниспровергнуть огромную империю и таким образом изменить ход Истории, отведено в памяти людей место более прочное, чем место многих пожизненных гениев, которые не сокрушили никакой империи материальной. Вот, например, Колумб. 12Разве это не герой одного периода?