Жан–Клод Ларше - Преподобный Максим Исповедник — посредник между Востоком и Западом

Итак, в той мере, в какой Римская Церковь исповедует православную веру, она может быть признана Церковью соборной [471] Мы подробно покажем во второй части третьей главы, что для преп. Максима соборная Церковь есть Церковь, созданная Христом на основе правого исповедания веры, и что всякая Церковь отождествляется с ней постольку, поскольку она исповедует православную веру. Кафолическая Церковь же не есть ни единственная лишь Римская Церковь (в отличие от того, как пытаются обозначить ее, играя словами (католическая), ни Церковь вселенская, понимаемая как совокупность Поместных Церквей. . Можно отметить, что далее преподобный Максим выражается иным образом, когда говорит io6 общении с «Римским престолом и Вселенской Церковью Божией» (144А), указывая, что он связывает одно с другим именно потому, что он не идентифицирует последнюю исключительно с Римским престолом. Можно отметить также, что контекст указывает на то,, что определяющим в глазах преподобного Максима принадлежность к кафолической Церкви является исповедание правой веры [472] См. также: Rel. mot., PG 90, 120С и Ер. An., PG 90,132А, цит. infra, p. 158,172. . Также, когда он пишет, что «Пирр отпал от всей святости, он, который по своей собственной воле поставил себя вне кафолической Церкви», он понимает это в том смысле, что именно отказом от православной веры (а не разрывом с Римом) тот поставил себя вне кафолической Церкви. Да-; лее преподобный Максим пишет: «Не дозволяется воздавать Пирру никаких почестей, ему, который недавно осужден и отвергнут апостольским престолом города Рима из‑за своего иноверия, до тех пор пока он не будет им принят обратно после того, как сам возвратится к нему (к престолу) или, скорее, ко Господу нашему Богу через благоговейную исповедь и православную веру [473] Этот вопрос будет возобновлен и рассмотрен во второй части этой главы, разf дел 3, 2. , которой он и обретет освящение и именование, «святой»(144В) [474] Курсив наш. .

Ясно, с одной стороны, то, что определило разрыв в общении Пирра с Римской Церковью, есть его отказ от правоверия, а с другой стороны, то, что исповедание правой веры позволит ему восстановить это общение [475] Концепция, согласно которой лишь исповедание православной веры определяет принадлежность к соборной Церкви, содержится в Диспуте с Пирром. См.: Диспут с Пирром, с. 237. .

Итак, именно исповедание православной веры определяет общение с Римской Церковью, а не общение с Римской Церковью обусловливает правую веру. Воистину — и текст на этом настаивает — исповедание веры должно состояться перед кем‑то, кто обладает авторитетом и возврат в кафолическую Церковь должен быть провозглашен официально одним из ее предстоятелей, которые имеют власть отпускать грехи (делать это перед всеми остальными было бы «излишне и безрассудно»). Но здесь это ни в коей мере не вопрос о признании авторитета как такового, и то, что существовало искони, не есть возвращение ни к Римскому престолу, ни к папе, но через исповедание правой веры есть возвращение к Самому Христу [476] Интерпретация V. CROCE: «Вернуться к Римскому престолу — это вернуться ко Христу» (Tradizione е ricerca. И metodo teologico di san Massimo il Confessore, p. 120) меняет направление мысли преп. Максима ради более поздней латинской концепции папства, по которой папа считается викарием Христа. , Который есть Начало и Высшее Правило веры и единства с Церковью, поскольку в ней есть само Его Тело [477] См. во второй части (раздел 3) этой главы наше изложение экклезиологии преп. Максима. . Кроме того, послание преподобного Максима всецело вписывается в догматическую перспективу; его направленность полностью определена тем фактом, что Пирр избрал иноверное мнение, и в послании постоянно имеется в виду возможность его возвращения к правой вере [478] См. полный текст в: MAXIME LE CONFESSEUR, Opuscules thЈologiques et potemiques, Paris, 1998, p. 186–190. .

В этом тексте находят, главным образом, одно из наиболее сильных утверждений, которое никогда не высказывалось на христианском Востоке, о преимуществе авторитета Римской Церкви. Преподобный Максим не ограничивается тем, что называет Рим апостольским престолом (в связи с основанием Римской Церкви апостолами Петром и Павлом, поскольку они здесь пребывали, учили, претерпели мученичество, и здесь же находятся их гробницы [479] См.: supra, р. 134, п. 44. . Он представляет Римскую Церковь как ту, которая «получена от Самого Воплотившегося Бога–Слова, а также и от всех святых Соборов, согласно канонам и священным определениям, и обладает во всем и для всего, опираясь на все святые Церкви Божии по всему пространству земли, господствующим значением, авторитетом и властью вязать и решить». Текст позволяет утверждать, что исключительные права, признаваемые преподобным Максимом за Римской Церковью, являются следствием ее особых отношений с апостолом Петром и получены в силу слов, адресованных ему Христом. Обозначение Христа как «Воплотившегося Бога–Слова» довольно распространено у преподобного Максима, но нет ни малейшего сомнения, что оно употреблено им здесь для того, чтобы придать его утверждению более торжественный тон и отметить Божественный фундамент этих исключительных прав. Тем не менее, как это отмечает F. Dvornik [480] Byzance et la рпташё romaine, p. 80. , преподобный Максим еще более настаивает на соборном и каноническом происхождении этих прерогатив [481]. Он высказывает себя здесь более близким к восточной точке зрения, нежели к западной [482]. Это последнее утверждение, на самом деле, более бесспорно в глазах Востока, чем ссылка на Евангелие от Матфея (Мф. 16, 16—19), чей текст всегда вносил раздор между экзегетами и которую латиняне начиная с III века извлекали, преподнося в том смысле (в каком потом последователи викариата святого апостола Петра усматривали фундамент божественного права), по отношению к которому члены Восточных Церквей выказывали себя по меньшей мере сдержанно.

К сожалению, достаточно сложно уточнить, что же преподобный Максим подразумевал здесь под «авторитетом» и под более непривычным термином «господствующее значение», тем более что мы не уверены, что эти слова, которые нам известны по латинскому переводу, точно соответствуют греческому оригиналу. Надо было бы их поставить в контекст, существовавший в ту эпоху как в сознании Западной Церкви, так и Церкви Восточной, где эти понятия не имели политического и юридического характера, приобретенного в дальнейшем в том представлении, которое римское папство развило, исходя из своего положения и своей функции [483]. Римская Церковь несомненно видела себя с момента своего создания признанной другими Церквами как наделенную огромным авторитетом, но этот авторитет не был тогда осмыслен ни в терминах власти, ни даже в терминах замешанного сюда субординационного превосходства и не проявлял себя в ущерб коллегиальности [484].