Виктор (Мамонтов) - Господь — Пастырь мой

Рыба плавает в океане в солёной воде, но соли в ней нет. Так и христианин, живя в этом мире, где часто многим кажется, что разлияние зла переполняет его, не должен его впускать в себя. Тогда Царство Небесное будет в нем.

Ты говоришь: «Это невозможно!»

Бог говорит: «Со Мной возможно все»

Ты говоришь: «Я слишком устал!»

Бог говорит: «Я успокою тебя»

Ты говоришь: «Никто не любит меня»

Бог говорит: «Я люблю тебя»

Ты говоришь: «Я не могу продвигаться вперед!»

Бог говорит: «Довольно для тебя благодати Моей, сила Моя в немощи свершается»

Ты говоришь: «Я не понимаю окружающий меня мир»

Бог говорит: «Я буду направлять твои шаги»

Ты говоришь: «Я не могу это сделать»

Бог говорит: «Со Мною ты можешь все»

Ты говоришь: «У меня не хватает способностей»

Бог говорит: «Я способен обогатить тебя всем необходимым»

Ты говоришь: «Это не пойдет мне на пользу»

Бог говорит: «Это пойдет тебе на пользу»

Ты говоришь: «Я не могу простить себя»

Бог говорит: «Я прощаю тебя»

Ты говоришь: «Я не могу справиться с этим»

Бог говорит: «Я обеспечу тебя всем необходимым»

Ты говоришь: «Я боюсь»

Бог говорит: «Я не дал тебе духа боязни»

Ты говоришь: «Я постоянно чем‑то озабочен и разочарован»

Бог говорит: «Возложи на Меня все свои заботы»

Ты говоришь: «У меня недостаточно веры»

Бог говорит: «Я даю каждому его меру веры»

Ты говоришь: «Я недостаточно умен»

Бог говорит: «Я даю тебе мудрость»

Ты говоришь: «Я чувствую себя одиноким»

Бог говорит: «Я никогда не покину тебя»

Старец Таврион начал служить в Спасо–Преображенской пустыньке под Елгавой в Латвии 7 марта 1969 года.

Господь дал ему великую благодатную силу для служения людям. Господь как бы сказал: «Вот, Я испытал его верность Мне и не нашел в нем никакой неправды. Он верен Мне до крови. Вы увидите сами. Возле него многие спасутся».

Верности вере отец Таврион учился у своих духовных наставников по Глинской пустыни, в братство которой он вступил пятнадцатилетним юношей, и от епископов и священников катакомбной Церкви.

Двадцать семь лет провел старец в тюрьмах и ссылке за веру, был сильно притесняем властями, служа на приходах Пермской, Уфимской, Ярославской епархий. Но он не осквернил себя угодничеством властям, ибо всегда исполнял веление Духа.

Скромная Спасо–Преображенская пустынька стала одним из главных духовных центров Русской Православной Церкви. Если в Троице–Сергиевой лавре и в других знаменитых обителях паломников привлекали святыни, то Пустынька, не имея таковых (мироточивые иконы появились в ней совсем недавно), привлекала тем, что она была живой Церковью, где царил дух любви и служения друг другу. Отец Таврион явился истинным воссоздателем общинной жизни, практиком евхаристического возрождения. Он развивал то живое начало церковной традиции, которое в страданиях и муках сохранила катакомбная церковь. Он не надеялся на хорошие времена (таких у христиан не бывает), не прятался в страхе за свою жизнь, а смело и мужественно исповедовал Христа и приобщал к вере, вводил в Церковь всех жаждущих. Он любил говорить народу: «С Богом потерь нет». Его жажда творить нового человека во Христе встретилась с жаждой веры и истины у тех, кто сопротивлялся духу лжи и распада.

Лицом к лицу он был поставлен с пустыней нашей жизни, рожденной безверием и отступничеством от истины. Если тоталитарные власти стремились уничтожить личность, превратить Церковь в институт культа, то о. Таврион видел свою миссию в борьбе за образ человека, за личность, за возрождение христианства. Видя неспособность собратьев ответить на живые запросы современной души, он взял их немощи на себя и трудился за них. Но вместо благодарности за свои труды он получал от некоторых из них осуждение и ярлыки — «католик», «обновленец».

Нужно было всех приходящих из огромной пустыни жизни в его маленькую тихую Пустыньку преображения душ возродить к истинной жизни.

Как это делал о. Таврион практически, знают многие, потому что в свое время они, приезжая к нему, с жаждой учились истинной христианской жизни в этом скромном духовном оазисе Латвии.

Отец Таврион понимал Церковь как живой организм, вселенскую духовную семью, которая дробится на множество семей, пребывающих в разных местах, но имеющих единый Дух. Его пустынная монашеская семья сестер и семья духовных чад, которая приехала с ним из Ярославской епархии, никогда не жила замкнуто, но умножалась, принимая до 150–200 паломников в день. Принимались они о. Таврионом и его помощниками с любовью и радостью. Большинство из них были крещеными, но не воцерковленными, ибо жизнь на уровне прихода не могла ввести их в Церковь [1] В советское время за каждым священником был строжайший надзор: любое научение прихожан основам веры, проповедь на церковные темы были запрещены. — Прим. изд. . И вот здесь, в Пустыньке, совершалось таинственное введение их в Церковь, в общинную жизнь, в ту живоносную традицию церковной жизни, которая, несмотря на внутренние и внешние гонения, еще сохранилась в сердцах лучших членов нашей Церкви.

В Пустыньке многое было не так, как там, дома, в пустыне жизни. Там придешь в храм, переполненный людьми, и тебя никто не спросит, откуда ты, какая у тебя нужда; здесь тебя встречают как родного, знаемого, со вниманием и любовью. Там — как потребитель, стоишь и слушаешь: за тебя читают, за тебя поют, за тебя причащаются; здесь все участвуют в богослужении, все — священники. Батюшка служит не вместо народа, приехавшего к нему, а вместе с народом, постоянно вовлекает всех в службу и словом и делом. Много раз он выходит, вернее, вылетает, легкий, как пух, из алтаря и обращается с воодушевлением и сиянием к молящимся: «Поем всею Церковью». «Постараемся, все как один петь, — продолжает батюшка. — За тебя приносится Жертва. Тебе нужна помощь Божия. Не будь слушателем, а участником». И опять следует призыв батюшки: «Наступают минуты, когда мы будем петь"Тебе поем…", старайтесь, братья и сестры, петь как один, как одно сердце, как одни уста, открытою верою, уверенною бодростью. Проявим Господу Богу нашему преданность». И все поют не только «Верую» и «Отче наш», а всю службу от начала до конца.

Удивляли приезжих молитвы, произносимые о. Таврионом во время богослужения, которых они в своих храмах ни разу не слышали из уст священников. «Благодарим Тебя и за это общее служение, которое Ты благоволил принять из рук наших…» В древней Церкви эти молитвы всегда читались вслух предстоятелем от лица народа, но постепенно они превратились в так называемые «тайные молитвы», которые многие священники читают про себя в алтаре. Отец Таврион позволял в богослужении и импровизации: вставлял свои молитвы, имея на это вдохновение и силу.