Виктор (Мамонтов) - Господь — Пастырь мой

Это — «молчание ума», которое выше молитвы, — пишет преподобный Исаак Сирин, состояние будущего века, где «…святые, когда ум их поглощен Духом, не молитвою молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе.

Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забудет он и самого себя, и не будет уже иметь в себе движения к чему‑нибудь».

Может быть, в этом мы прикасаемся к тайне молитвы воскресшего человека, к тайне его общения с Богом и с ближними, к тайне полноты бытия в Царствии Божием, где Бог будет всё во всем, где праведники воссияют, как солнце (Мф 13:43).

В чем эта полнота нашей жизни в Царстве Божьем? В том, что мы преодолеем нашу ограниченность жизни в этом падшем мире, которая есть следствие первородного греха. Даже самые великие святые, живя в этом мире и молясь о всех людях, предельно расширяя свое сердце, все же не могут иметь личное общение с каждым человеком, живущим на земле.

«Чем больше мы соединяемся с Богом, — пишет Владимир Лосский, — тем более мы познаем Его непознаваемость, чем становимся совершеннее, тем больше сознаем свое несовершенство».

Мы спотыкаемся об эту ограниченность. В чем она? Николай Бердяев задавался вопросом: «Может ли быть идеальным внечеловеческое бытие?» Оно, по слову Бердяева, бессмысленно. Этим утверждением развеивается имеющийся миф, что в глубинах Божьих мы увидим только Божий свет. А где же ближний?

Преподобный Силуан Афонский, молясь, видел этот свет. А в глубинах его — и своего ближнего. Это же произошло с Серафимом Саровским и его сотаинником Николаем Мотовиловым, когда они, преобразившись Духом Святым, увидели друг друга в сиянии Фаворского Света. Так будет и в Царстве Божьем. Воскресший Иисус Христос вместил в Себя каждого из нас лично, то же произойдет и с нами. По нашем воскресении мы получим от Бога дар расширить свое сердце так, чтобы вместить всех и каждого.

«Все будут в любви, — говорит Силуан Афонский, — и от смирения Христова все будут рады видеть других выше себя». Это и будет наше соучастие в Божественной жизни — диалог каждого с каждым, то есть вершина общения, вечного диалога во Христе. В итоге молитва исчезнет за ненадобностью, ибо будет Бог всё во всем (1 Кор 15:28), всем для всех, и все будут для Бога.

Вышедший в 1937 году сборник «Живое предание» свидетельствовал о том, что живая богословская мысль не иссякла в нашей Церкви, плодотворно развивается. Вместе с тем, на фоне глубоких рассуждений о Церкви, явивших высоту богословской мысли авторов, было очевидно, насколько современная церковная жизнь во многом исказила живое предание Церкви.

Стало ясно, что для воссоздания истинных форм церковной жизни нужно возвратиться к живому истоку.

«Мы принимаем и почитаем преданное в Церкви не потому только, что оно предано — ибо бывают и худые предания, — писал Вл. Соловьев, — а потому, что признаем в преданном не произведение известного только времени, места или каких‑либо лиц, а произведение Духа Божия, который нераздельно всегда и везде присутствует и все наполняет, который и в нас самих свидетельствует о том, что некогда Им же создано в древней Церкви».

Возвращение к Преданию — не попытка уйти в прошлое, но бытийный акт, совершаемый в настоящем, ибо Предание бытийно, оно есть духовная жизнь, путь и истина и жизнь (Ин 14:6).

Утрата бытийности на языке апостольском есть угашение Духа Святого. Когда же угасает Дух Святой в сердцах, предание становится законническим и мертвым.

Что нужно делать, чтобы оживить предание? Для этого Церкви нужно стать Церковью, возродиться. Она должна предстать народу не во внешнем блеске, не во внешнем великолепии и пышности, а явить свой истинный лик Церкви Святого Духа. Она должна уклониться от всего, что может исказить ее природу, ее сущность, например — от кесарева покровительства, ибо, по слову Иоанна Златоуста, «мир хотел бы задушить нас своей любовью». Она должна хранить Христову истину и не подменять ее внешней обрядностью.

Самое главное в возрождении Церкви — это обретение реальности всех ее таинств, прежде всего — таинств вступления в Церковь (крещения и миропомазания) и таинства таинств — Евхаристии.

Природа таинств Церкви осталась неизменной, изменилось наше отношение к ним. Нарушено экклезиологическое восприятие таинства Крещения, таинства Евхаристии, поэтому, по слову протопресвитера Александра Шмемана, они в реальном смысле отсутствуют в нашей жизни.

Таинства перестали носить церковный характер, потому что нарушено было правило Церкви о том, чтобы всякое таинство Церкви совершалось Церковью.

Возрождение истинной церковной жизни должно начинаться с того, что является началом церковной жизни для каждого христианина, — с таинства вступления в Церковь. Таинство Крещения в древней Церкви совершалось всей Церковью, то есть всем церковным собранием местной Церкви.

Прием в Церковь не являлся индивидуальным актом одного лица, обладающего полномочием совершения таинства. Это было общим правилом, соблюдавшимся каждой местной Церковью.

Начавшийся позднее процесс индивидуализации значительно изменил практику приема в Церковь. В наше время прием в Церковь чаще всего совершается вне церковного собрания. Нынешняя практика крещения, то есть приема в Церковь, находится в явном противоречии с природой самого таинства и с многовековой традицией Церкви.

Как правило, крещение совершается без подготовки, без исполнения заповеди Христового научения в вере: Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф 28:19).

Нужно действительно, а не формально вводить людей в Церковь. Для этого необходима тщательная духовная подготовка крещаемого.

Церковь, как любящая мать, должна заботиться о том, чтобы помочь растить веру в крещаемом. Ему нужно помочь подготовиться ко встрече с Богом, хотя сама эта встреча таинственна, мистична, и сроки ее знает только Господь.

В начале пусть он услышит о Христе, познакомится с Ним, читая Священное Писание, полюбит Христа и пожелает соединиться с Ним.

Крещение должно быть актом веры. «Я крещусь, потому что не могу не креститься, не могу жить без Христа, ибо в Нем нашел все, без Него не могу решить ни одного вопроса своей жизни».

Вспоминаю, как просто и точно в своей проповеди в Рижской пустыньке сказал старец Таврион: «Ни один человеческий вопрос не решается без веры, без Христа».

Пусть крещаемый скажет устами псалмопевца Господу: Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое (Пс 107:2), и идет к крещальной купели.

Давно уже возникла нужда в огласительных училищах, их следовало бы открыть повсеместно, ибо без последовательного и целостного научения основам христианской веры и жизни невозможно стать верным христианином.