Николай Арсеньев - Единый поток жизни

Единство между христианами будет, когда мы будем все больше направляться к этой единой общей цели — жизни во Христе. В том великая роль и значение святых и праведников, что они напоенные Единым Духом, приблизились к заветной цели — к единению в Едином Отце и Едином Господе.

3

Несмотря на разделения христианских Церквей — не только разделения канонически-юридического характера, но и на некоторые появившиеся разногласия и притом немаловажного характера — основное единство христиан, объединяемых "единым Господом, единой верой, единым крещением, единым Богом и Отцом всех" (Еф 4. 4-6), объединенных одной благой вестью, или вернее, единой реальностью заполнения пропасти между Богом и нами снисхождением Божественной Любви, более того, захваченных и объединенных этой Божественной Любовью - это основное единство оставалось, к сожалению, часто в скрытом виде. Но нередко это единство прорывается, проявляется наружу: в принятии общего благовестия и в следовании по стопам Христа и в приятии Креста Его в повседневной жизни и во взаимном служении любви. Проявлялось оно и в великих святых, сияющих для одного народа, для группы народов, а потом, через ряд веков, воссиявших и для многих других христиан другой культуры, другого исповедания.

Франциск Ассизский засиял для протестантского мира с конца 19-го века (особенно через ученые труды французского гугенота, профессора Сабатье, и немецкого историка искусства, профессора Хенри Тоде), а в России — главным образом с начала 20-го века (через труды профессоров Герье, Гревса и других историков). Особенно сильным каналом воздействия образа Франциска на северно-европейского протестантского и на русского читателя были, конечно, его благоухающие "Цветочки" (венок народных сказаний 14-го века), много раз переводившиеся и печатавшиеся на разных языках. Не говорю уже о ряде других великих мистиков христианского Запада.

С другой стороны, образы русских святых — Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Тихона Задонского, образы Оптинских старцев стали (особенно с появлением на Западе русской эмиграции) знакомы и дороги многим западным читателям. А также выдержки из "Добротолюбия" и творений Исаака Сирина, аввы Дорофея, блаженного Диадоха, Исихия Иерусалимского и других восточных наставников в духовной жизни, и наконец религиозное миросозерцание древне-русской иконы [24] Так, напр., две замечательные брошюры кн. Е. Н. Трубецкого о религиозном значении древне-русской иконописи были уже в 1926 году изданы на немецком языке в католическом издательстве F. Schöning'a, в Падерборне. Это - лишь один пример из чрезвычайно многочисленных. Другой пример - книга Игоря Смолича о старчестве и старцах вышла (также по-немецки) в издательстве Hagner, в Вене, в 1933 году. Или, напр., замечательная книга аббата A. GRATIEUX о Хомякове, 1939 г. (A. S. Khomiakov et le Mouvement Slavophile), или книги отца Иоанна Кологривова "Очерки по истории русской святости" (на французском, итальянском и русском языках) и Г. П. Федотова о русских святых, или целый ряд очень ценных изданий, посвященных иконе. . Почувствовалось глубокое, хотя и внешне полу-скрытое единство и основ веры и духовного опыта. Раскрылись сокровища духовной жизни — не Западной, не Восточной, а Христовой — из литургии и примеров святости, из писаний и свидетельств великих праведников и наставников "других" христиан, не только "раскрылись", но и "раскрывались", часто и по многу, нередко в ежедневном общении жизни, эти сокровища христианского Востока для христианского Запада и христианского Запада для христианского Востока.

Впрочем, воздействия на Запад христианского Востока были, как известно, огромны, особенно в эпоху единства Церкви, а затем в течение Средних Веков - особенно через творения Восточных Отцов Церкви. Это воздействие замирало и подавлялось постепенно, но после Первой Мировой войны религиозное воздействие христианского Востока на Запад усилилось чрезвычайно (тут сыграли роль: литургическая красота Православной Церкви, русская икона, Достоевский и другие религиозные русские мыслители, и ряд других факторов, а также мученический подвиг Русской Церкви).

Воздействие и взаимодействие в таком огромном масштабе было и есть только потому возможно, что и Запад и Восток и Север и Юг христианского мира питаются в глубинах своих из Одного Источника, живут из Одной Жизни.

4

В чем великое значение святых? - Они являются живыми свидетелями этой Высшей Действительности, которая их захватила. Они - как бы пионеры человечества в безмерных просторах действительности Божией или, еще вернее, они - подлинные ученики Христовы. Они и нам облегчают врастание в эту новую действительность -Креста Христова и преображенной жизни. Они разных времен, разных культур, иногда принадлежат к разным вероисповеданиям. Вот - Паскаль (1623-1662), великий математик и естествоиспытатель, великий мыслитель, обладатель изумительного литературного стиля, соединяющего отточенность, сжатость, естественность, простоту, яркость и огромную силу - неподкупной, не литературной только, а захватывающей до боли жизненной правды. И вместе с тем он - святой. И еще больше: его глубина, как мыслителя, и сила, как писателя, родились из его духовного опыта, из его смиренного и трепетного шествования по пути святости.

Есть трепет стояния пред лицом Божиим и в фактах жизни Паскаля и в его писаниях - его Pensées. Мы знаем, как "документ Паскаля" {"памятная запись" - Memorial de Pascal), исписанный кусок пергамента, найденный после его смерти в его камзоле, между материей и подкладкой, - повествует об его "обращении". Раскрылось Невыразимое:

"Лето от Рождества Христова 1654. Понедельник 23 ноября... день св. Климента... часов с десяти с половиной и до половины первого ночи.

ОГОНЬ.

В этой записи того, что Паскаль пережил в ночь своего обращения поражают два момента: превозмогающая сила Присутствия Его, раскрывшаяся вдруг Паскалю, как Огонь; сжигающий нечистое и просветляющий душу, преизбыточествующая сила и полнота и величие Божие: Отец, раскрывающийся в Сыне и через Сына, Источник воды живой. И из этого Его присутствия, из этого откровения Его душе, вытекает величайшее смирение перед Его величием и смиренное склонение души перед Ним, и конец сомнениям, всепобеждающая уверенность: ибо Он здесь и покорил душу, и мир души, и неизреченная всезаполняющая радость, и слезы смиренного радостного благодарения (Certitude. Certitude. Sentiment. Joie. Paix... Joie. Joie. Pleurs de joie...). Из этого вытекает и отдание себя, как идеал, как задание: полное отдание себя (Renonciation totale et douce). И в этом отдании себя, в этом кресте подвига и смиренного, трепетного послушания — великая сладость.