Адин Штайнзальц - Мудрецы Талмуда

Обожание, окружавшее рабби Иоханана, в сочетании с преследующими его несчастьями, обострили природную чувствительность его натуры [10]. Рабби болезненно реагировал, когда кто-то цитировал его слова без ссылки на него [11]. Очевидно, он усматривал в своих словах и учении нечто неповторимое, вечное, чему суждено было пережить его. После того, как прервались внешние связи рабби Иоханана с миром — как семейные, так и имущественные — он всецело сосредоточился на учении, и Тора стала единственным содержанием его жизни, заполнив всю ее без остатка.

Рабби Иоханан погрузился в Тору настолько глубоко, что практически перестал покидать дом учения. В стенах бет-мидраша он обрел тот мир, который избрал еще в юности и где пребывал долгие-долгие годы — всю свою большую жизнь. По этой причине роль политика, вождя, оставалась чуждой ему, несмотря на огромный авторитет рабби, способный склонить чашу весов в любую сторону, и вопреки тому, что все окружающие — и мудрецы Эрец Исраэль, и Вавилонии, и сам наси Санѓедрина, потомок Ѓилеля — единодушно изъявляли готовность последовать любому его указанию.

Огромная заслуга рабби Иоханана состояла в том, что он выработал исследовательский подход, который лег в основу Иерусалимского Талмуда. Мудрецы, предшествовавшие ему, по сути пытались продолжать дело рабби Иеѓуды ѓа-Наси. Они составляли сборники барайт и занимались ювелирной текстологической шлифовкой Мишны. В то же время рабби Иоханан стал первым выдающимся аморой Эрец Исраэль. Он посвятил свои силы созданию Талмуда.

Приступая к исполнению замысла, рабби Иоханан столкнулся с необходимостью обосновать центральную роль Мишны. С этой целью он разработал фундаментальное ѓалахическое правило, согласно которому Ѓалаха всегда вытекает из самой мишны [12]. Все крупнейшие поским — законоучители более позднего периода, а в особенности Маймонид, придерживались этого правила. Оно чрезвычайно укрепило авторитет Мишны, ставшей отныне главным источником Ѓалахи. Смысл этого правила в том, что ѓалахические формулировки, содержащиеся в ней, получили статус закона — в отличие от иных подходов, представленных либо в самой Мишне, либо в околомишнаитских источниках, успевших к тому времени изрядно поднакопиться. В отличие от рабби Иоханана, другие мудрецы напротив, стремились расширить круг высказываний танаев, служивший источником мишнаитской Ѓалахи. Тем самым они в известной мере восстанавливали в правах обширный материал, выпущенный рабби Иеѓудой ѓа-Наси при составлении Мишны. А это, в свою очередь, порождало новые марафонские дискуссии по каждому обсуждаемому вопросу. Подобному явлению рабби Иоханан положил конец. Он возвратился к исходному тексту Мишны, как он была сформулирован и записан рабби Иеѓудой ѓа-Наси. Рабби Иоханан ввел и еще одно правило, естественно вытекающее из первого: истинность Ѓалахи, не записанной в Мишне, подвергается сомнению.

Он любил повторять: Если сам Рабби не учил этому, откуда мог взять рабби Хия? Рабби Иоханан вновь сосредоточил внимание на изучении оригинальной версии Мишны, из текста которой можно было делать необходимые ѓалахические выводы. Правило, гласившее что Ѓалаха всегда вытекает из мишны, раз и навсегда сформировало принцип, согласно которому основные ѓалахические постановления, имеющие силу в еврейском мире, зафиксированы в Мишне.

Хотя сам рабби Иоханан искренне наслаждался хитроумными полемическими доводами, которые приводили его ученики, он неизменно склонялся к истолкованию текста по его прямому смыслу. Избегая казуистики и не закапываясь в излишнее теоретизирование, рабби Иоханан стремился к полному и целостному пониманию каждой мишны как законченной смысловой единицы. Его подход, по преимуществу комментаторский, тем не менее не игнорировал и вновь возникающих проблем. Однако рабби Иоханан стремился привязать эти проблемы к уже существующим мишнам, не отклоняясь от принятой традиции. В отличие от существовавшей в Вавилонии манеры вести по каждому поводу изощренные дискуссии, путь, которым двигался рабби Иоханан (со временем он стал путеводной нитью Иерусалимского Талмуда) вел прямо к существу дела, к постижению оснований, не отклоняясь от темы и не вовлекаясь в обсуждение далеких от практической реальности проблем. Только в Эрец Исраэль за праздные вопросы мудреца могли удалить из дома учения — как это случилось, например, с рабби Иермией [13]. В Вавилонии, конечно, неоправданные отступления от темы не спровоцировали бы никаких санкций.

Другой отличительной чертой рабби Иоханана, также характерной для мудрецов Израиля, было стремление к определенным итогам и ѓалахическим выводам. Этим объясняется неуклонная тенденция рабби основываться лишь на ясных, не вызывающих сомнения источниках. Он не желал терять время на возведение конструкций, покоящихся на песке и не выдерживающих текстологической критики. В отличие от других мудрецов, которые пытались разглядеть за разноголосицей далеких друг от друга мнений некую гармонию и старались примирить разные точки зрения, рабби Иоханан был заинтересован в исследовании хорошо известных положений, с целью извлечения из них конкретных законодательных выводов. Потому он не утруждал себя углубленным изучением существовавших в его время источников, которые содержали высказывания танаев. Рабби Иоханан не видел надобности заниматься тем, что не соответствовало взятому им в ѓалахическом законодательстве курсу. Этого курса он придерживался на протяжении двух поколений, пока оставался духовным вождем еврейского народа.

Взаимоотношения рабби Иоханана с другими мудрецами складывались весьма неоднозначно. К вавилонским амораям, Раву и Шмуэлю, он относился с уважением и высоко ценил обоих. Рава он помнил еще с той поры, когда тот учился в Эрец Исраэль [14], а со Шмуэлем на протяжении многих лет вел переписку [15]. Ученики Рава и Шмуэля, нашедшие приют под сенью его йешивы, с течением времени превратились в ее столпов. Они же служили рабби Иоханану источником информации обо всем, происходившем в Вавилонской диаспоре. Существует немало свидетельств того, что рабби Иоханан искренне восхищался мудростью вавилонских законоучителей, убеждаясь, что они опередили его, придя к тем же ѓалахическим выводам, которые он сделал позже. Взаимоотношения рабби Иоханана со своими учениками в Эрец Исраэль были непростыми. Период его пребывания в Тверии нельзя назвать порой экономического расцвета, но все же то было относительно спокойное время. Рабби Иоханан воспользовался им, чтобы собрать вокруг себя как можно больше учеников со всех концов диаспоры. Самым близким из них, кроме шурина, Реш Лакиша, был рабби Эльазар бен Педат. Он слыл великим знатоком учения рабби Иоханана и впоследствии стал его главным последователем. Однако, как принято у мудрецов Талмуда, рабби Эльазар отнюдь не всегда соглашался с учителем и подчас вступал с ним в споры. Характер их отношений хорошо иллюстрирует такой пример: однажды рабби Эльазар рассказал об открытии, сделанном рабби Иохананом в Торе, но имени учителя при этом не упомянул. Как уже говорилось, рабби Иоханан был чрезвычайно чувствителен к подобным вещам, как в силу особенностей своего характера, так и потому, что тщательно оберегал непрерывность традиции. Поступок ученика уязвил его. Другие ученики пытались умиротворить рабби Иоханана. Один из них, рабби Яков бар Иди, сказал: Разве ко всему, что говорил Иеѓошуа, он добавлял сказал мне Моше? Иеѓошуа просто учил, но все знали, что его Тора — это Тора Моше [16].