Александр Мень - Радостная весть

В книге подлинной приходит к Иову три друга и сначала поступают необычайно человечно: не начинают его утешать, а садятся рядом и молчат, долго-долго молчат. О чем они думают? Счастливый был, богатый был, достиг того, что считалось в древности Божиим благословением, - а теперь, как мусор. И это последнее отчаяние, потому что человек Ветхого Завета полагал, что с земной жизнью все кончается. Где же тогда высшая справедливость?

И Иов восстает и страдает больше всего не столько за себя сколько за Бога. Ему и невыносимо, и горько, и страшно, что Творец, оказывается, может быть так несправедлив. И друзья начинают его уговаривать. Каждый излагает свою точку зрения, излагает известные богословские теории, которые и теперь еще часто повторяются.

Один говорит, что ты, наверное не знаешь своих грехов, ты просто их забыл или делал их по неведению, и вот на тебя пришло это наказание. Другой говорит, что ты просто слишком горд. Но Иов отвечает: "Я не хочу вас слушать, потому что мне опостылела моя жизнь, я загнан в последний тупик". Он вовсе не говорит ни о своем богатстве, ни о своих детях, ни о чем из того, что сказано в фабуле пролога.

А он говорит о величайшем кошмаре, который над ним, о злом божестве, которое давит его, как пресс. Вот, что для него невыносимо. Он-то знает, что нечто высшее существует, согласно библейскому учению, библейским словам. "Рече безумец в сердце своем: несть Бог". Это по-славянски, а по-русски: "Сумасшедший решил, что Бога нет" - (решил так, потому что он сумасшедший). Но каков Он? Какова эта сила, которая создала мир?

Помните стихотворение Блейка "Тигр"? Тигр "в ночи горящий, кто тебя создал?" Это передать по-русски, даже в переводе Маршака, трудно, нет той силы. Кто создал вот это самое хищное животное? Какая сила? Высшая, необъятная, божественная, но добрая ли? Вот, что мучит Иова. И чем же кончается? Кончается загадочно.

Вдруг раздается голос Самого Бога, Который спрашивает у Иова, знает ли он все Божественные замыслы? И разворачивает перед ним панораму вселенной, животных, растений, и спрашивает: "Где ты был, когда Я созидал землю?"

Как ни странно, Иова это убеждает. Почему? Он говорит: "Я тебя только звал, я ждал, я надеялся, и теперь я Тебя увидел, и теперь мне больше ничего не нужно". совершилось то, чего не мог автор этой Священной книги выразить словами: произошла встреча с Богом, которая мгновенно смела все эти сомнения, которая в мгновение убрала все эти вопросы.

А в эпилоге Бог оправдал бунтующего Иова и осудил богословские теории его друзей. И для того, чтобы показать, что справедливость восторжествовала, в конце Иову возвращается его богатство, он снова спокоен и счастлив.

Hу, хорошо, мы скажем, что человек, попавший в такое тяжелое состояние, мог задуматься над тем, не является ли Бог силой, безразличной к человеку, бездушной, даже злой. А если бы с Иовом ничего не случилось? Если бы он преспокойно жил себе со своими сыновьями, и внуками, и верблюдами, и ослами, с ним все было бы благополучно? Он бы не поднял этот вопрос? Поднял бы.

Есть в Библии и другой Иов, только иначе он зовется, и жизнь у него была другая. Он жил совсем, совсем иначе, он был счастлив и благополучен, дожил до старости. Имени его мы не знаем, это "Человек, говорящий в собрании", или, по-нашему, проповедник, по-гречески "Экклезиаст".

Экклезиаст рассказывает о себе, что он был царь. Hо это как бы литературный образ, поскольку древние книги библейские часто приписывали текст царю Соломону. Он все испытал: и любовь, и роскошь, и богатство. И вот оказывается, что все это не приносит человеку окончательного удовлетворения собой и своей жизнью, что все это - суета.

Суета - это старинное церковнославянское слово, по-русски надо переводить "тщета", "пустое", то есть высшая степень пустоты.

Суета сует, или погоня за ветром, томление духа. В синодальном переводе надо переводить как вращение, бегание за ветром.

Так думает человек, который имел все, о чем мечтает современный обыватель, и даже больше того. И вдруг оказывается, что все это ничтожество. Это открытие, что одна лишь материальная цивилизация и одни поверхностные успехи не могут составить счастья человека, что на самом деле все это - суета и прах, и тлен, - это было вторым важным этапом предновозаветного периода, это был кризис ветхозаветного сознания.

А вслед за тем наступает еще один кризис, когда западная нивелирующая цивилизация, идущая из Греции, начинает наступать на весь мир, одевая его в греческие одежды, прививая ему греческий язык и моды.

Hачинает распространяться то, что принято называть эллинизмом. В нем было много чудесного, много прекрасного: Венера Милосская - это произведение эллинизма. Аполлон Бельведерский - это тоже эллинистическое произведение. Фаюмские портреты, вы знаете, наверное, у нас большая коллекция в музее Изобразительных искусств - это тоже эллинизм. Hо было в этом периоде нечто пошлое, мертвящее, как бы уравнивающее все народы.

И вот эллинизм катился от Греции, Македонии, на запад и на восток, докатился до Индии, даже и до Средней Азии. Вы знаете, в нашей Средней Азии были города, именовавшиеся когда-то Александриями в честь Александра Македонского. Эллинистическая культура проникала и туда. Почти весь Старый свет захватывало это явление.

И вот, когда эллинизм пришел в Иерусалим, он многих пленил. Спортивные состязания, прекрасная литература, светская цивилизация - это все было очень неплохо. Hо вместе с этим шло разрушение веры, потому что вера в Единого Бога не признавала обряды, которые по традиции сопровождали и спорт, и насыщали античную литературу, и многое другое.

К тому же этические представления были совершенно разные. Скажем, для эллинизма всевозможные сексуальные отклонения были нормой, широко распространенной. В Библии это сурово осуждается. Эллинизм был чреват нравственным распадом, и даже римляне боялись его. Строгие, настоящие ревнители старины, римляне, те, кто отстаивал крепость старого римского закала, они боялись, боролись, но тщетно - эллинизм проник и к ним.

Чтобы сломить ветхозаветную веру, сирийский царь Антиох решил устроить в Иерусалимском храме жертвенник церкви, по-сирийски он назывался "владыка неба". И те, кто сопротивлялись, были казнены. Экземпляры Библии, Ветхого Завета отыскивались, рвались, и сжигались. Вера была запрещена. Это был уникальный случай.

В истории верований религиозная терпимость существовала всегда, веками, но это было язычество: одним богом больше, одним меньше. Если в твоем пантеоне двести богов, легко принять еще пять, будет двести пять, эта, так сказать, механика, была несложной. Hо здесь, когда Единый Творец неба и земли, Бог-ревнитель...