Георгий Чистяков - Размышления с Евангелием в руках

Отметим, что «Крестный путь» складывается из 12 стаций (или стояний), к которым затем были прибавлены еще две (Снятие со креста и Положение во гроб), что как-то сразу заставляет вспомнить о 12 Евангелиях Страстей Христовых, которые согласно нашему богослужебному уставу читаются в Великую пятницу на утрени и составляют важнейшую часть богослужения в дни Страстной недели. Теперь, вероятно, уже нет никакой возможности установить, кто у кого (Запад у Востока или наоборот) заимствовал двенадцатичастную структуру этого чина, ясно одно — взаимосвязь между службой Св. Страстям на православном Востоке и на католическом Западе не исчерпывается тем, что пассии появились в связи с распространением «Крестного пути». Родство это уходит в историю Церкви первых веков.

Отметим еще один момент в богослужебной практике, который можно назвать западным даром христианскому Востоку. Произносимые священником в конце исповеди слова «Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами своего человеколюбия да простит ти чадо… вся прегрешения твоя, и аз, недостойный иерей, властию Его, мне данной, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих (deinde ego te absolve a peccatis tuis!) во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа» отсутствуют в наших древних Требниках и появляются только в богослужебных книгах киевской печати при митрополите Петре Могиле под влиянием соответствующей формулы в римском ритуале. Можно, конечно, обсуждать, как делал это о. Александр Шмеман, целесообразно ли было включение этой формулы в византийский чин таинства покаяния, нужна ли она вообще, если в нашем чине есть молитва «Господи Боже спасения рабов Твоих…», о которой в Требнике замечено: «Тогда преклоняет главу исповедуемый. Духовный же глаголет молитву сию». В этой молитве есть слова «подаждь ему образ покаяния, прощение грехов, и отпущение, прощая ему всякое согрешение, вольное же и невольное», делающие как бы излишней формулу «Господь и Бог наш…». Однако она, хотим мы того или нет, стала просто частью нашей жизни; все мы без исключения до такой степени привыкли к тому, что священник, накрывая нам голову епитрахилью, читает ее и только затем преподает нам благословение Божие (ахматовское «прикосновение сквозь ткань руки рассеянно крестящей»), что отказаться от нее теперь и не нужно и не получится.

В конце XIX века в России со ссылкой на опыт преп. Серафима стал распространяться обычай читать 150 раз молитву «Богородице, Дево, радуйся!», прибавляя к каждому десятку «Отче наш» и, если можешь, молитвенное размышление об одном из событий в жизни Пречистой Девы-Матери. Это правило практически ничем не отличается от Розария, как известно, распространенного по всему католическому миру. Известный своей молитвенной настроенностью о. Александр Гумановский, один из знаменитых московских священников начала века, писал: «Это правило дала сама Матерь Божия около VIII века, и его исполняли когда-то все христиане. Мы, православные, забыли о нем, и преп. Серафим напоминает нам об этом правиле». Исполнять это правило советовал своим чадам схиархимандрит Зосима-Захария, знаменитый московский старец, один из пока еще не прославленных святых нашего времени. Так молился ежедневно и епископ Серафим (Звездинский), расстрелянный в 30-е годы. Владыка Серафим из ссылки писал своим чадам: «Свершаю длинный и долгий путь с пересадками, утомительными стоянками. Но весь этот путь, от Меленков до Москвы, от Москвы до Алма-Аты, от Алма-Аты до Уральска, предстоящий от Уральска до Гурьева на Каспийском море, есть путь дивный и незабвенный. Кратко сказать, что это есть путь чудес от чтения 150 «Богородице, Дево, радуйся!». Порою думается, что Господь нарочито и послал меня этим путем, чтобы воочию показать мне, сколь сильна пред Ним молитва Пречистой Его Матери и сколь действенно приносимое ей с верою архангельское приветствие». Владыка Серафим составил схему молитвенных размышлений во время чтения Богородичного правила, в которой размышления после 3, 4, 5, 6 и 8-го десятков полностью соответствуют радостным тайнам Розария (Благовещение, встреча с прав. Елизаветой, Рождество Христово, Сретение и исчезновение 12-летнего Иисуса в Иерусалиме), последние 5 размышлений — славным тайнам (Воскресение Христово, Вознесение, Сошествие Святаго Духа на апостолов и Божию Матерь, Успение и, наконец, слава Божией Матери, которой увенчивается Она Господом после переселения Ее от земли на небо). В схеме еп. Серафима нетрудно заметить два следующих момента: 1) в 13-м размышлении в сионской горнице во время сошествия Святаго Духа присутствует Богородица — это типично для западной иконографии и весьма необычно для византийской, более того, нередко обличается как латинство; 2) выражение «слава, которой увенчивается» Матерь Божия, живо напоминает такой сюжет, как Couronnement de la Vierge, опять-таки чисто западный по своему происхождению, хотя и встречающийся иногда на русской иконе XIX века. Надо полагать, что владыка заимствовал свою схему из какого-то западного руководства по чтению Розария. Будучи глубоко укоренен в православии, этот новомученик российский не боялся Запада и подобно свв. Кириллу и Мефодию и многим другим брал из опыта христиан Запада то хорошее, что там находил. Скорбных тайн в его схеме, правда, нет, от них здесь осталось только стояние Божьей Матери у креста, зато есть Рождество Богородицы, Введение во храм, бегство в Египет и чудо на браке в Кане.

Шестой дар христианского Запада России, и в частности Москве, — доктор Федор Петрович Гааз. Скончавшийся 16 августа 1853 года Фридрих Йозеф Гааз жил в Москве с 1806 года. Сначала он был просто одним из наиболее известных, образованных и пользующихся особой популярностью, а поэтому одним из самых состоятельных и даже богатых врачей города, но со временем стал главным другом и защитником всех отверженных, как арестантов, так и просто бездомных и чернорабочих. В 1825-1826 годах он был штадт-физикусом, то есть главным врачом города, затем секретарем Комитета попечительства о тюрьмах, сначала работал в Старо-Екатерининской больнице для чернорабочих, затем в 1844 году добился открытия новой Полицейской больницы для бесприютных у Покровских ворот и превратил ее в убежище для всех бесприютных, для пришлых крестьян, приезжих бедняков, безработных нищих, для всех, кого не принимали в городские больницы. С 1844 по 1853 год через нее прошло 30 тысяч больных бедняков, из них 21 тысяча была вылечена. Рабочий день Федора Петровича длился круглые сутки, жил он при больнице и все личные сбережения тратил на лекарства, на еду и на одежду для бедняков и арестантов. В романе «Идиот» Ф.М. Достоевский пишет: «В Москве жил один старик, был «генерал», то есть действительный статский советник с немецким именем; он всю свою жизнь таскался по острогам и по преступникам, каждая пересыльная партия в Сибирь знала, что ее посетит «старичок генерал». Он делал свое дело в высшей степени серьезно и набожно… говорил с ними как с братьями, но они сами стали считать его под конец за отца». В 1891 году профессор Новицкий, директор клиник Московского университета, рассказывал, как он принял однажды в больницу крестьянскую девочку. «Одиннадцатилетняя мученица эта поражена была редким и жестоким болезненным процессом, известным под именем водяного рака, который в течение 4-5 дней уничтожил целую половину ее лица, вместе со скелетом носа и одним глазом… случай этот отличался еще тем, что разрушенные омертвением ткани распространяли такое зловоние, подобного которому я не обонял затем в течение моей почти 40-летней врачебной деятельности. Ни врачи, ни фельдшера, ни прислуга, ни даже находившаяся при больной девочке и нежно любившая ее мать не могли долго оставаться не только у постели, но даже в комнате, где лежала несчастная страдалица. Один Федор Петрович, приведенный мною к больной девочке, пробыл при ней более трех часов кряду, целуя и благословляя. Такие посещения повторялись и в следующие дни, а на третий — девочка скончалась».