Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Однажды, в день престольного праздника в храме св. Апостолов, когда патриарх обходил верхнюю галерею, любуясь образами и, насладившись зрелищем, спускался вниз, весь народ почтительно приблизился, которые сидели — поднялись со своих седалищ, чтобы получить благословение, но один из присутствующих, по рассеянности или по чему иному, остался сидеть. Керулларий заметил это и, отрядив церковных глашатаев, иерокириков, грозно потребовал виновника к ответу. Иерокирики подвели его, дрожащего и бледного, к патриаршей кафедре; Керулларий прочитал ему надлежащее внушение, а потом утешил принятием в состав клира.

Керулларий держался весьма высокого представления о своем патриаршем достоинстве. Хотя назначение его зависело от воли императора, однако же это обстоятельство он не считал существенно важным, производил свою власть от Бога и свое избрание относил к устроению Промысла Божия, не допуская, чтобы многим был обязан царю. По его взгляду, достоинство его было выше царского, так как на нем лежала забота руководить поступками царей, исправлять их слабости, словом, быть, по образу Ветхого Завета, не только умилостивителем, но и мстителем. Поэтому в принципе он был против неограниченной монархии и сферу политическую не считал изъятой из области патриаршего ведения, а так как у него дело не расходилось с убеждением, то свой взгляд он и обнаруживал в отношениях к императорам и государству. Пселл в письме к Керулларию не без основания бросил ему упрек в том, что он демократ, недоволен монархией, принижает царей; вместо того чтобы простирать руки к небу и примирять Бога с людьми, вмешивается в светские дела и забывает, что власть, составлявшая некогда одно целое, распалась на две части — на власть царскую и власть архиерейскую. [2380]Человек с такими задатками был бы образцовым византийским самодержцем, и если бы судьба поблагоприятствовала ему украситься короной, может быть, оставил бы о себе память в истории как об одном из лучших представителей византийского абсолютизма; но для Константинопольского патриарха, желавшего прочно сидеть на своем месте, он был недостаточно кроток и слишком самостоятелен.

При Константине Мономахе, не отличавшемся чистотой жизни, представлялось много поводов и случаев для Керуллария обнаружить свою энергию, в видах исправления царских нравов. Невоздержность царя, его легкомысленное отношение к договорам были предметом обличений патриарха. Мономах сердился, высказывал недовольство, но патриарха трудно было сбить с дороги. Потерпев раз неудачу, он вторично приходил во дворец и заводил речь о том же, и так как Мономах был человек переменчивого характера, к тому же уважал патриарха, то в конце концов постоянство последнего побеждало, он достигал цели и царь был даже благодарен за вразумление. Что касается самого Керуллария, то он не всегда был послушен императору, повиновался ему только тогда, когда находил нужным и полезным. [2381]Требуя справедливости от Мономаха, Керулларий был лучшим и преданнейшим его утешителем в минуты невзгод. Во время осады Константинополя Торником, 1047 г., когда Мономах предавался малодушию и доходил до отчаяния, Керулларий поддерживал в нем бодрость всенародными молениями и предсказывал победу, говоря, что придет время, когда стрелы врагов обратятся вспять и поразят их самих; но когда враги действительно были одолены и Мономах, забыв договор, в пылу раздражения велел их казнить, Керулларий поспешил им на помощь, и хотя ему не удалось спасти Торника и Ватацу от ослепления, однако же его укоры и угрозы подействовали на императора, и многие другие мятежники были пощажены. [2382]Когда Мономах находился при смерти, Керулларий тоже не замедлил явиться с утешением. Он не обратил внимания на то, что колесо Фортуны повернуло в другую сторону, что все оставляют Мономаха и бегут к Феодоре; он присутствовал при последних минутах жизни императора, а после смерти, посетив брошенный на произвол судьбы труп и отдав последний долг, сделал распоряжение о приличном званию умершего погребении.

Историк по этому случаю замечает, что патриарх поступал так, несмотря на то, что имел много причин помянуть покойника злом. [2383]Каковы были причины недовольства, нетрудно догадаться. Мономах в последние два года жизни, под влиянием новых советников, которые фигурировали и перед его кончиной, агитируя в пользу Никифора Протевона, изменил свое отношение к Церкви и ее предстоятелю. Он обнаружил попытку подчинить церковные интересы политическим и только мудрая проницательность и самоотверженная решимость Керуллария могли сдержать ее в пределах. Когда правительство, в целях приобретения содействия папы для борьбы с норманнами и для успешного заключения мира с германским императором Генрихом III, подало Римскому престолу надежду [2384]на возвращение патримоний в Апулии и Калабрии и признание привилегий, в ущерб правам Константинопольской кафедры, и когда патриарх узнал об этой государственной тайне от Иоанна Транийского, приезжавшего осенью 1053 г. в Византию послом от дуки Аргира, [2385]он, не имея формального основания протестовать прямо и открыто, выразил протест косвенно известным посланием Льва Охридского к Иоанну Транийскому, собственным посланием к Доминику Градскому и административным стеснением проживавших в Константинополе азимитов. Уступая затем представлению правительства о необходимости союза с папством и преклоняясь перед величием идеи церковного единства, он сам же (письмом к Льву IX) подал руку примирения Риму, под непременным однако же условием, чтобы соблюдены были достоинство и права Константинопольской церкви, [2386]но когда папа ответил на это намерением не допускать уравнения Константинопольской кафедры с Римской, легаты же его явились в Византию не со словом мира, а для суда над патриархом, с первого свидания не уважили патриаршего достоинства и закончили свою легацию актом отлучения, Керулларий, молчавший до последней минуты, ополчился наконец за честь своей Церкви и не только легаты должны были поспешно ретироваться, но и само правительство, предупредительное к легатам сверх меры, смирилось и поспешило загладить свое поведение перед патриархом. Кроме столкновения с Римом были и другие поводы к неприятностям между императором и патриархом. Когда диаконы, монахи Студийского монастыря, не хотели отказаться от присвоенных себе какихто особых поясов, отличных от тех, которые употреблялись диаконами Великой церкви, [2387]и когда по поводу этого обычая, нарушавшего единообразие в церковном облачении, а также, быть может, в связи с вопросом об отношениях к Риму, произошло у Керуллария столкновение со студийскими монахами и их игуменом Михаилом Мерментулом, Мономах принял сторону монахов и заставил патриарха уступить. [2388]Еще большее оскорбление патриарху нанес Мономах своим посягательством на церковное достояние. В первые годы своего царствования он склонен был давать Церкви, а не брать у нее. В пользу патриаршего кафедрального храма он сделал весьма многое. Известно, что в год вступления Керуллария на патриарший престол (1043) молния ударила в храм Св. Софии и произвела повреждения. Принял ли участие в исправлении повреждений Мономах — мы не знаем, по-видимому, и повреждения были настолько незначительны, что можно было обойтись собственными средствами Великой церкви. [2389]Затем из монодии Пселла мы узнаем, что во время землетрясения (вероятно, 1045 г.) обрушился храм Св. Софии. Как ни странен пропуск такого важного факта хронистами, с первого взгляда подсказывающий даже мысль о том, не следует ли здесь разуметь храм Св. Софии в Никее, обрушившийся при Константине Дуке (в 1063-1065 гг.), тем не менее заключающийся в монодии намек на торжественные выходы в обрушившийся храм Солнца, Луны и звезд. [2390]т. е. императора, его жены, свояченицы и фаворитки, не дозволяет иметь в виду другой храм кроме константинопольского. Восстановление храма едва ли могло совершиться без помощи казны, и Мономах, надо полагать, помог, хотя и на это нет прямых указаний. Есть зато указания на другие жертвы Мономаха в пользу Великой церкви. До его времени литургия в храме Св. Софии совершалась только по важнейшим праздникам, а также по субботам и воскресеньям, — в остальные дни службы не было по причине недостатка в средствах. Мономах назначил от казны щедрое вспомоществование и дал возможность совершать божественную литургию ежедневно, каковой порядок установился потом на долгое время и соблюдался не только при нем, но и при его преемниках; Мономах снабдил также церковь необходимыми при богослужении сосудами из золота, жемчуга и драгоценных камней, замечательными по величине, красоте и ценности; украсил церковь и многими другими дорогими вещами. [2391]