Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Действительно, брат Михаила Андроник был склонен к наукам (πρόθυμος τήν ψυχήν περί λόγους) и любил вдаваться в глубокие исследования, которые, впрочем, для нас могут казаться забавными; он, например, оспаривал у Пселла существование антиподов, недоумевал, чтобы человек мог висеть головой вниз. [2750]Дядя Михаила, кесарь Иоанн, преисполнен был уважения к людям ученым, и подобно своему племяннику, любил книги, из которых черпал сведения по разным отраслям знания, особенно же по стратегии. [2751]Наконец, об императоре Никифоре Вотаниате известно, что он посвящал ночи чтению книг как духовных, так и светских. [2752]При таком благоприятном для науки настроении высшей государственной власти, с которым гармонировал даже пресловутый Никифорица, [2753]невероятно, чтобы рассадник науки, византийская Академия, находилась в пренебрежении. Во всяком случае несомненно, что существовала при Михаиле Парапинаке и после него кафедра философии, равно и другие кафедры, преподавание разных наук было в руках отдельных лиц. Пселл, превознося ученость Парапинака, прибегает к выражениям, которые показывают, что при дворе этого государя вращались ученые разных профессий: «Нужно сказать, — замечает он, — что занятия по роду своему разделены между разными лицами, у царя есть царские дела и слова, у философа, ритора, у занимающегося музыкой — у каждого своя область, астрологи заняты небесным сводом, геометры — фигурами, силлогизмы принадлежат философам, сокровенные действия природы — физикам, — каждому свое; у него же (Парапинака) все соединено, он стоял в одном ряду с философами, с риторами говорил о спряжении и склонении, с оптиками о протяжении лучей и расстоянии между ними». [2754]Нетрудно поэтому было заместить академические кафедры; может быть, преподавателей академических наук Пселл и имеет в виду, перечисляя различных ученых, с которыми сталкивался его царственный питомец. Кафедру философии занимал или ипатом философов был несомненно сам Пселл, — этот титул дан ему хронистом [2755]при изложении царст вования Парапинака. Известны и преемники Пселла по кафедре: после Михаила Пселла ипатом философов был Иоанн Итал, после Иоанна Итала Феодор Смирнский. [2756]Смена Иоанна Итала Феодором Смирнским произошла при Алексее Комнине, смена Михаила Пселла Италом совершилась при Парапинаке. Об этом некоторые подробности записаны у Анны Комниной. По ее словам, Иоанн Итал происходил из Италии и, будучи еще в несовершенном возрасте, сопровождал своего отца в Сицилию и изучал под его руководством военное искусство. В период деятельности Георгия Маниака в Сицилии (1038-1040) отец Итала, находившийся во враждебных отношениях к греческому правительству, бежал со своим сыном из Сицилии в Италию, и отсюда Иоанн, уже в царствование Мономаха, прибыл в Константинополь. В Константинополе он слушал лекции ученых дидаскалов, особенно Пселла. Из ученика он с течением времени сделался соперником Пселла. [2757]При Михаиле Парапинаке он вошел в близкие отношения к императору и его братьям и занял после Пселла второе место. Как доверенного себе человека, знакомого с латинским языком, император отправил его в Диррахий для каких-то переговоров. Итал, вместо того чтобы защищать интересы греков, затеял измену, и когда измена открылась, бежал в Рим. Однако же скоро принес императору раскаяние, был им прощен, в уважение к ученым талантам, вызван в Константинополь и получил для своего местопребывания монастырь Пигу с храмом Сорока мучеников. Когда Пселл удалился из Византии (по причинам, которые остаются невыясненными). [2758]

Иоанн Итал был назначен дидаскалом философии и возведен в ипаты философов. Он стал объяснять сочинения Платона и Аристотеля, Прокла, Порфирия иЯмвлиха. Аристотелем и его «Органоном» занимался более всего. Он говорил и писал как иностранец, с некоторыми солецизмами и ошибками, но в диалектике был неодолим и никто не был в состоянии его переспорить. Кроме того, в споре он был крайне горяч, от слова переходил к делу, давал волю рукам и непрочь был вцепиться в бороду и в волосы противника, хотя, придя в себя, раскаивался в своей горячности и просил прощения. В числе учеников его были и такие, которые потом были замешаны в заговорах. «Все это, — замечает Анна, — было прежде, чем мой отец вступил на царский престол», и затем переходит к описанию смятения, произведенного при Алексее Комнине неправославными богословскими воззрениями Иоанна Итала, [2759]составлявшими результат его стремления применить аристотелевскую логику к христианской догматике.

Византийская Академия имела значение казенного учебного заведения, преподавание в ней было официальное, школа была высшего разряда. Покровительство или пренебрежение наукой со стороны императоров имело влияние на обучение лишь в этом казенном учреждении. Но кроме Академии были другие школы, по существованию своему независимые от правительственных субсидий, содержавшиеся учреждениями и частными лицами; учение в этих последних производилось постоянно и непрерывно, если не в одной школе, то в другой, и, благодаря им, интеллектуальное движение, судьба которого была бы плачевна, если бы оно всецело зависело от правительственной школы, то закрывавшейся, то вновь открывавшейся, никогда не прекращалось. Были, помимо Академии, школы как в столице, так и в областях. В Константинополе были школы при патриархии, и не одна, но несколько, низшая и высшая. Низшая школа была переходной ступенью к высшей, как для учителя, так и для учеников, преподавание в ней состояло под наблюдением патриархии, но средства содержания получались от сборов с учеников, от платы за учение. В собрании писем Пселла помещено одно, имеющее отношение к вопросу о том, какие это были школы. Письмо озаглавлено (№ 162): [2760]

’Επιστολή δοθεΐσα παρά τοΰ τηνικαΰτα μαϊστωρος των Λιακονίσσης πρός τον πατριάρχην, αίτοΰντος τήν σχολήν τοΰ αγίου Πέτρου (Послание к патриарху от маистра школы Диакониссы, просящего перевести его в школу св. Петра). Автор письма говорит о себе, что всю жизнь он провел за книгами, в научных занятиях, не встречая в вознаграждение до старости (πρός αύτό τό γήρας) ничего, кроме оскорблений и насмешек. Патриарх, как бы в возмездие за труды, поставил его во главе бездействовавшего тогда училища (τοΰ τηνικαΰτα άργοΰντος παιδευτηρίου), чтобы он преподавал науки желающим и за это получал от них средства к жизни (τά παρ’ εκείνων αγώγιμα). Это принесло учителю мало пользы, потому что он не научился торговать наукой и не сумел пустить ее в коммерческий оборот; особенно трудно было ему, потому что отеческий дом его находился далеко от школы, и ему, с давних пор привыкшему сидеть и заниматься науками дома, каждый день приходилось совершать трудный путь. Ссылаясь на стесненность жизненных обстоятельств, учитель просит патриарха сжалиться над ним, поскольку и для учителя есть движение — переход в высшее училище (εστι τις καί παιδευτών εις μείζονα παιδευτήρια προκοπή), просит освободить его от низшей службы (άπάλλαξον με τής έσχάτης διακονίας), поставить его, тревожимого многими испытаниями, на скале (στήσον έπί πέτρας πολλοΐς πειρατηρίοις κλονούμενον). На первый взгляд, если руководствоваться заглавием письма и внесением его в число произведений Пселла, выходит, что низшая патриаршая школа была — Диакониссы, высшая — св. Петра, и что учителем в первой был Пселл. При храме св. Петра, основанном еще при Юстиниане I патрицием Петром Варсомианом, действительно была школа и, по-видимому, это была школа патриаршая. Маистром этой школы, до открытия Академии при Мономахе, был Никита. [2761]Но была ли школа Диакониссы и, главное, Пселл ли писал указанное письмо, еще вопрос. Пселл мог заниматься преподаванием в патриаршей школе и писать письмо не позже 1047 г. — крайний срок учреждения Академии; потом положение его было не таково, чтобы преподавать в низшей патриаршей школе. Между тем в 1047 г. Пселлу (родившемуся в 1018 г.) было 29 лет, и если он мог говорить об отеческом доме, который у него действительно был в Византии, то во всяком случае в устах человека цветущего возраста более чем странна речь о том, что он дожил до старости. Очевидно, это письмо ошибочно внесено в число писем Пселла и самый заголовок заимствован от выражений: τής έσχάτης διακονίας (низшей службы) и στήσον έπί πέτρας (поставь на скалу), понятых в метафорическом смысле; вывод, что низшая патриаршая школа была школой Диаконис, сы, а высшая — св. Петра, будет зависеть от предположения, что автор письма играл словами и именам собственным давал отвлеченное значение — основание слишком шаткое. Если необходимо отыскивать автора этого письма, то с некоторой вероятностью можно видеть его в Иоанне Мавроподе. [2762]Он был старше Пселла, был его учителем; из того обстоятельства, что при возведении в митрополиты он ссылался на свои телесные и душевные немощи, [2763]можно заключить, что он приближался к возрасту, когда силы слабеют. Слова о занятиях в родительском доме и неумение торговать наукой как нельзя более совпадают с тем, что говорит Мавропод в стихотворении έις τήν έαυτοΰ οικίαν, οτε διαπράσας ταύτην άπέλιπε (Моему дому, когда я продал его и покинул). Здесь он называет свой отчий очаг, родовой дар и единственное наследие кормильцем, педагогом и дидаскалом; в этом доме, по его словам, он понес большие труды, проводил бессонные ночи, дни посвящал наукам, одно исправляя, другое сочиняя, наставляя учеников, исполняя обязанность дидаскала, готового давать ответы всем, прилежно занимаясь сочинениями и книгами; в этом доме собирал он знания, в нем же раздавал их желающим, безмездно (προίκα) из многих юношей делая мудрецов. [2764]