Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Вопрос о том, на чей счет должно быть отнесено бесчеловечное распоряжение об ослеплении Диогена, представляется темным. Современный событию и сочувствовавший Диогену греческий писатель Атта–лиот прямо обвиняет императора Михаила. [866]То же делают некоторые латинские [867]и армянские [868]историки. Приверженный к Михаилу Пселл со всей энергией восстает против подозрения относительно виновности Михаила. В письме к ослепленному Диогену он призывает Бога в свидетели, что царь ни в чем не повинен, что он ничего и не подозревал в то время, когда случилось несчастье с Диогеном, а после того, как оно совершилось, узнав о нем, рыдал и проливал потоки слез. [869]То же повторяет Пселл в своих записках, присовокупляя еще, что все произошло по воле окружавших царя советников, которые, скрыв свое намерение от царя, послали командовавшему войском (Андронику) приказ ослепить Диогена. [870]Вриенний говорит то же, что Пселл, дополняя его лишь той подробностью, что Андроник, получив приказ, жалел Диогена, хотел его спасти, с этой целью писал к своему отцу, но безуспешно. [871]На основании Атталиота и Пселла позднейшие греческие историки делали уже свои собственные толкования: Скилица, [872]коснувшись противоположных взглядов на предмет, обнаруживает склонность обвинить во всем кесаря Иоанна; Зонара решительно выступает с этим обвинением, говорит, что все совершилось по повелению кесаря, без ведома царя Михаила, что кесарь, пользуясь неспособностью и недальновидностью царя, произвольно поступил с Диогеном. [873]Примиряя противоречивые показания и принимая во внимание совокупность предшествующих обстоятельств, а также характер Михаила, мы не ошибемся, если вину за это преступление возложим на враждебную Диогену партию. Кесарю Иоанну могла принадлежать руководящая роль, и сам Пселл если не настаивал на ослеплении, то во всяком случае знал о намерении ослепить. [874]Знал об этом, без сомнения, и император Михаил, хотя Пселл старается убедить в противном. Сам же Пселл несколько ранее, говоря об отправлении Андроника против Диогена, замечает, что царь тревожился, как бы Диоген не погиб в битве или, взятый в плен, не был подвергнут членовредительству, что он часто по этому поводу плакал. [875]Слова Пселла показывают, что Михаил знал, на какую жестокость способны враги Диогена, но по своей молодости и слабохарактерности умел только плакать и не мог даже защитить от них свою мать, не говоря уже о Диогене. Что касается Андроника, то в нем едва ли могла проявиться такая чувствительность и нежность к Диогену, о какой говорит Вриенний; скорее позволительно думать, что он сделал остановку в Котиаии в ожидании именно того приказа относительно Диогена, который действительно последовал. [876]

Равным образом и вопрос о том, в какое время ослеплен и скончался Роман Диоген, не выяснен в источниках с точностью. Несомненно, что это произошло весной или летом 1072 г. Самым правдоподобным представляется показание неизвестного барийского писателя, что Диоген ослеплен и умер в июле 1072 г.; [877]с этим показанием совпадает не совсем точное выражение позднейшего греческого историка Ефрема, [878]слова тра–нийской грамоты, [879]а также заметка Самуила Анийского, [880]что Диоген умер в 521 году армянской эры (каковой год начался со 2 марта 1072 г.). Следовательно, от пленения Диогена турками до его ослепления и смерти прошло 11 месяцев.

Михаил VII Дука, прозванный Парапинаком за то, что в его время по случаю неурожая номисму требовали не за целый медимн, а за пинакий (четверть медимна), [881]вступил на престол, имея от роду около 20 лет. [882]Не смотря на молодые годы, у него был старческий вид, солидность в движениях, вдумчивость в глазах, [883]словом, наружность, приличная, по словам Пселла, мыслителю или педагогу. И действительно, Пселл воспитал Михаила так, что он годился только для научной профессии: любил заниматься науками, беседовать с учеными, писать историю или стихи. Для государственной деятельности у него недоставало подготовки: законами мало занимался, военная наука была ему не по нраву. В особенности не сродна была его натуре война; качествами воина он не обладал, был мягкосердечен, стыдлив и деликатен; даже если слуга обкрадывал его, он стеснялся подвергнуть виновного взысканию. Резкостей от него никто не слыхал, двусмысленное замечание бросало его в краску. Находя себе отраду в невинных кабинетных занятиях, он не питал никакого пристрастия к хорошему столу, вину, женщинам, к которым так неравнодушны были многие другие императоры. Если задумывал когда поохотиться, то и охота его отличалась скромным, мирным характером. [884]

При таком государе советникам открылось широкое поприще, все дела попали к ним в руки. Из советников Пселл оказался едва ли не более других в убытке. Правда, Михаил его любил, глубоко уважал его ученость и желал иметь его постоянно при себе. [885]Но так как император тяготел лишь к наукам, от управления отстранялся, то и Пселлу пришлось значительно сократиться, ограничить себя областью науки и проститься с политическим влиянием, которое доныне он в такой сильной степени обнаруживал. Не обладавший ученостью Пселла дядя императора, кесарь Иоанн, выиграл гораздо более. Он пользовался большим значением, пока не был вытеснен человеком, возвышению которого сам же содействовал, евнухом Никифорицей. [886]

Евнух Никифор, называемый уменьшительным именем Никифорица, [887]служил в канцелярии императора Константина Дуки и был тогда уже известен как интриган. В Антиохии, которой он затем управлял при Константине Дуке, а также в Элладе и Пелопоннесе, управление которыми он получил с помощью подкупа при Диогене, хорошо знали его жестокость, несправедливость и взяточничество. Этот интриган при посредстве кесаря Иоанна был вызван ко двору вскоре [888]после вступления на престол Михаила Парапинака и сделан логофетом дрома. Скрытный и своекорыстный, он обладал замечательно ясным умом и твердым характером, поэтому совершенно подчинил себе слабохарактерного и не обладавшего государственным размахом Михаила и захватил в свои руки управление. Прежде всего, он с помощью интриг, через преданных себе людей, возбудил в императоре подозрение против своих соперников по влиянию на государственные дела. Был таким образом оклеветан евнух Иоанн, митрополит Сидский, человек достойный, которого на первых порах Михаил сделал своим первым министром и который теперь был удален; был очернен перед императором кесарь Иоанн, который вследствие того, под благовидным предлогом, отправлен в Азию во главе войска; были также оговорены братья царя, Андроник и Константин, пользовавшиеся при Михаиле царской обстановкой, — на них Никифорица донес, что они недоброжелательны к брату–царю и стремятся сами царствовать. Убедив Михаила, что он один вполне ему предан, Никифорица получил громадную силу, сделался первым министром, вместо Иоанна Сидского, и стал распоряжаться делами, [889]все внимание устремляя на то, чтобы отовсюду извлекать выгоды для фиска и для собственного своего кармана; последовал ряд финансовых мероприятий, тяжелым бременем легших на благосостоянии народа и Церкви, возбудивших недовольство против правительства во всех слоях общества — ив духовенстве, огорченном отнятием у церквей в пользу казны драгоценных сосудов и других предметов, и в аристократах, имущество которых конфисковалось, и в простом народе, земледелие и торговля которого были подорваны казенной монополией. [890]На почве народного недовольства выросли восстания против Парапинака, кончившиеся его низложением.