Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

За секретом министра путей сообщения нужно поставить финансовые секреты. Судя по грамотам, [1363]они следовали в таком порядке. Секрет великого сакеллария, называемого также просто сакелларием; лицо, стоявшее во главе этого секрета, имело верховный надзор за всеми финансовыми секретами. [1364]Секрет логофета общих дел, т. е. министра государственных финансов (о yeviKoq,ХоуобЁтгц; о yevixoq,А,оуо6ётт|(; тои yevikoO); [1365]эту должность в середине XI в. занимал Константин Керулларий, племянник патриарха Михаила, состоявший тогда в чине протопроедра. [1366]Секрет военного логофета (тоО странкткоО Хоуобётои), заведовавшего расходами по содержанию армии и флотов. Секрет царской сакеллы, т. е. императорской казны, состоявшей из денег и разного рода ценностей; [1367]Константин Керулларий, до назначения на должность логофета общих дел, состоя еще в чине магистра, заведовал сакеллой и назывался поэтому сакелларием. [1368]Секрет монастырской экономии (хоО опсоуоцюи x&v гЬауш oikcov), имевший отношение к царским монастырям и богоугодным заведениям, управлявшийся экономом. [1369]Удельный секрет, называвшийся секретом частных, приватных дел (t[1370]С этой должностью, [1371]можно думать, соединились обязанности, лежавшие на великом кураторе, [1372]или куропалате, после чего название куропалат из должности превратилось в чин.

Константин Мономах учредил еще секрет, во главе которого поставил министра юстиции (о Ёт x&v кршЕозу). Кто занимал эту должность ?готчас после учреждения секрета, не знаем, но потом был на нее назначен (преподаватель права (номофилакс) [1373]Иоанн Ксифилин. [1374]В этом секрете составлялись судьями образцовые официальные бумаги и хранились копии решений. Способ выражения, употребленный историком в рассказе об учреждении секрета, [1375]заключает в себе намек на то, что нечто подобное существовало и в прежнее время, Мономах же только возобновил прежний порядок вещей. В связи с этим, не лишено значения показание армянского историка, что отец Константина Мономаха, Феодосий, стоял во главе судебной части и что от него получали назначение судьи во всей Империи. [1376]Последние слова сомнительны, потому что назначение областных правителей, или что то же — судей, централизовано было в то время, когда жил Феодосий, в руках императора. Но первая половина свидетельства не заключает ничего несообразного, Феодосий мог стоять во главе учреждения, похожего на то, которое потом было возобновлено его сыном.

Были в Византии и другие секреты, например, то тои ’АупсроттоО оек– Petov, [1377]в который Пселл поместил своего обрученного зятя Елпидия, но для выяснения значения как этого, так и других секретов нет данных.

Независимо от секретов и лиц, ими управлявших, стоял первый министр, не приуроченный ни к какому ведомству, но имевший влияние на все отрасли управления. К нему не прилагается какого–нибудь определенного названия, но разные эпитеты, указывающие на положение его при царе и в управлении, как–то: rcapaSuvaoTEucov,цеоа^юу, цеспт^ eq tov Paoi Ыа, ярсотебсоу, та тгрюта фёрсоу та> РааЛеТ (причастный к управлению, посредник, царский посредник, первенствующий, занимающий первое место при царе). При выборе первого министра не имело значения его общественное положение: мог быть избран в первые министры сановник придворного или центрального управления, препозит, протовестиарий, логофет, друнгарий; первый министр мог быть светским чиновником и мог быть духовным лицом; после назначения на должность он не терял прежнего своего положения, продолжал занимать место в придворном или ином ведомстве и с тем вместе управлять государством в пределах власти, принадлежащей царю. Первому министру присвоены были некоторые внешние отличия [1378]и почетная стража. [1379]Он был душой императора, власть императора служила только для прикрытия действий министра, сообщая ей внешний вид законности. Разумеется, первый министр требовался тогда, когда император лично был не в состоянии или не находил нужным заниматься делами; но он мог взять государственное бремя на себя и совсем не иметь первого министра. Если по той или другой причине император допускал рядом с собой alter ego в лице первого министра, то тем самым делался обыкновенно лишь орудием в руках последнего. В энкомии Константину Лихуду рассказывается, что Лихуд, будучи первым министром Мономаха, вел себя таким образом: он показывал вид, что во всем действует по указанию и воле царя; если о чем его спрашивали, он не тотчас давал ответ, но подходил к царю и, возвратившись, отвечал на вопрос, — все были убеждены, что решение исходит от императора, а император даже не знал, о чем речь; бывало часто и так, что император сидел на троне, а внизу устанавливались те, которые имели нужду к императору и хотели спросить его о чем–нибудь, — на все вопросы давал ответы или первый министр, наклонявший предварительно ухо к императору с таким видом, как будто слушает приказ императора, что ответить, или сам император, которому предварительно первый министр внушал, в каком смысле сказать. [1380]В том же энкомии перечислены предметы, которыми приходилось ведать первому министру: он, по словам энкомиаста, соначальствовал стратигам, подавая им советы, толковал сомнительные законы, писал приказы о назначении на должности, [1381]делал распоряжения насчет государственных податей, по каждому делу полагал решение; ко всему этому на нем лежала обязанность утишать поднимавшиеся волны государственного моря или, говоря менее образным языком, поддерживать внутреннее спокойствие в Империи и предотвращать возможные вспышки со стороны недовольных. [1382]Словом, вся та власть, которая по закону объединялась в лице императора, практически находилась в руках первого императорского министра. Неудивительно после того, что первый министр не знал покоя ни днем, ни ночью. Озабоченный тем, чтобы государственная машина двигалась правильно и безостановочно, он должен был еще исследовать подпольную область, не грозит ли откуда опасность. Иоанн Орфанотроф в глубокую полночь объезжал город и все высматривал, нет ли где чего подозрительного; на пирах, на дружеской попойке его никогда не покидала озабоченность; он замечал все слова и движения собутыльников, делал выводы из услышанного и сообразно с тем принимал потом свои меры. [1383]При такой широте фактической власти нужны были высокие гражданские добродетели, чтобы не злоупотреблять положением, тем более что поводы к злоупотреблениям постоянно представлялись. Пселл имел полное основание удивляться такому феномену, как Лихуд, ни от кого ничего не бравший, [1384]потому что искушения были на каждом шагу, и если еще на злоупотребления других чиновников можно было надеяться найти управу, то на первого министра — никакой, разве только можно было с некоторым успехом апеллировать к собственному мечу. [1385]