Пинхас Полонский - Две тысячи лет вместе. Еврейское отношение к христианству

Ренегатство «Мессии», невыполнение им мессианских пророчеств было таким же ударом для последователей Шабтая Цви, как смерть Иисуса для ранних христиан. И вновь большинство евреев признали свою ошибку и смирились с новым разочарованием. Но были и такие, кто настолько увлекся, что уже не смог отказаться от своей веры в якобы пришедшего Мессию. Они должны были найти объяснение случившемуся — и поразительны совпадения тех оправданий, которые находили своему учителю приверженцы Шабтая Цви, с утверждениями ранних христиан.

Отдельные фразы Шабтая Цви были истолкованы так, как будто бы он заранее предсказывал свое обращение в ислам. Его возвращения тоже ждали — сначала его возвращения к иудаизму из ислама, а потом его возвращения из могилы. Факт его смерти тоже отрицали, причем и в этом случае мы находим «свидетельские показания» о пустой могиле. Ученики Шабтая Цви снова и снова перечитывали книги Пророков, чтобы найти то, чего до сих пор там никто не находил, — на этот раз указание на то, что Мессия перейдет в другую веру, не принеся мира Земле и освобождения Израилю. И вновь поиски увенчались успехом. В главе 53 книги Исайи, с пристрастием читавшейся как христианами, так и саббатианцами, есть такие слова: «Болезни наши переносил он, и боли наши терпел он, а мы считали, что он поражаем, побиваем Богом и истязаем. Изранен он преступлениями нашими, сокрушен грехами нашими» (стихи 4–5). Согласно традиционным еврейским комментариям, эти слова произносят народы мира, пораженные стойкостью Израиля. Христиане относят слово «изранен» (ивр. «мехолаль») к Иисусу и обычно понимают его как «пронзен», находя, таким образом, у пророка Исайи предсказание о мучениях Иисуса; саббатианцы же толкуют слово «мехолаль» как «осквернен» (грамматически возможны оба прочтения) и воспринимают тот же самый стих как пророчество о том, что Мессия перейдет в другую веру.

И, наконец, необходимо было объяснить религиозную ценность измены Шабтая Цви и его катастрофического конца. Решение этой проблемы, как и в случае генезиса христианства, было найдено в перенесении задач Мессии при первом его приходе с уровня объективного и видимого — на уровень мистический и невидимый. Для того, чтобы найти оправдание столь странному завершению жизненного пути Шабтая Цви, его приверженцам пришлось прибегнуть к мистическим аргументам: по их мнению, Мессия Шабтай должен был проникнуть в глубины мирового зла, чтобы войти в контакт с заключенными в нем искрами святости, соединиться с ними, а затем, открыв ворота зла изнутри, вывести их наружу и принести освобождение этим искрам и — посредством этого — всему миру. (К сожалению, здесь нет места для подробного анализа созданного последователями Шабтая Цви мистического объяснения, основанного на искаженной интерпретации некоторых идей Каббалы, — объяснения, возможно, даже более утонченного, чем христианский вариант решения аналогичной проблемы.)

В конце концов, небольшой группой последователей Шабтая Цви был сделан также и последний шаг, и они объявили его «воплощением Бога». Остальные евреи после этого окончательно отвернулись от этой группы. Просуществовав около ста лет, движение саббатианцев в основном распалось, хотя отдельные последователи этой секты («денме») имеются в Турции до сегодняшнего дня.

(Надо отметить, что и еврейские группы в раннем христианстве существовали в течение примерно того же периода времени; после этого они распались, и христианство продолжило свою жизнь именно как нееврейская религия. В отличие от первохристиан, обратившихся к нееврейской аудитории, последователи Шабтая Цви не сделали этого — может быть, потому, что вокруг них уже не было язычников, подходящих для обращения в монотеизм.)

Таким образом, генезис двух концепций «нереализовавшегося Мессии» — христианства и саббатианства — проходил по одной и той же схеме. В обоих случаях деятельность кандидата в Мессию завершалась так, что, казалось бы, возможность веры в его мессианство была исключена, — ив обоих случаях невозможное становилось возможным, благодаря тому, что представление о роли Мессии в этих учениях было постфактум изменено таким образом, чтобы оно соответствовало судьбе данного кандидата на эту роль. Иными словами, происходило подстраивание мессианской концепции под данную конкретную личность.

И в том, и в другом случае еврейский народ нашел в себе силы пережить горечь разочарования и остаться верным своей религии и первоначальному Божественному Откровению, переданному через пророков. Поскольку библейское пророчество о Мессии оставалось неисполненным, вывод можно было сделать только один: спасение еще не пришло. Для евреев, в своем ожидании постоянно подвергавшихся насмешкам со стороны других народов («Где же ваш Мессия?»), этот вывод был более чем болезненным. Но он был неизбежен — если только мы хотим быть честными перед собой, перед историей, перед нашим Священным Писанием и перед Богом. В несчастье и в веселье, во времена Катастрофы и в эпоху возрождения еврейского государства, верные Торе и своему наследию евреи могут только повторить слова своих предков: «Я верю полной верой, что Мессия еще придет. И, хоть он и медлит, я буду каждый день ждать его прихода».

В течение более чем двух тысячелетий Еврейская Библия (ТаНаХ, «Ветхий Завет» христианской Библии) была свидетельницей многих великих исторических эпох, снова и снова оказываясь в центре внимания народов мира. Невозможно переоценить тот громадный вклад, который она внесла в мировую историю и культуру, в развитие этических, политических и социальных учений. Книга, в которой описывались события древней истории евреев, сыграла огромную роль в истории народов Запада и Востока. Но при этом она всегда оставалась тем же, чем была с самого начала, — Учением, Законом и историей небольшого древнего ближневосточного народа — евреев, написанной на их языке — древнееврейском, или иврите.

Уникальная роль этого Текста в мировой культуре определила интерес нееврейских народов к иудаизму. Задолго до появления христианства иудаизм пользовался большой популярностью среди неевреев, в особенности — интеллектуалов эллинистической эпохи.

Многие знаменитые учителя и мудрецы, упоминающиеся в Талмуде, были прозелитами (т. е. бывшими неевреями, принявшими иудаизм) или происходили из семей прозелитов — греков, римлян, персов — при том, что сами евреи не стремились привлечь прозелитов, и все эти люди приходили к иудаизму самостоятельно. Глубоким интересом к учению иудаизма объясняется тот факт, что уже в III в. до н. э. по особому заказу александрийского царя Птолемея II Филадельфа [24]был осуществлен перевод Торы на греческий язык.