Генри Келли - Сатана. Биография.

Что Адам, созданный из земли,

Воссядет на трон моего могущества,

Блаженствуя! — в то время, когда мы испытываем такие муки,

И зло в этом Аду! О, о, если бы мои руки были свободны,

И я мог однажды выйти отсюда,

Уйти в зимний час, а потом с этой армией,

Но меня связывают оковы из железа,

Путы вокруг меня, и сила оставила меня!

(356-372)

Затем Сатана зовёт «добровольца» из своих спутников, чтобы тот вместо него пошёл к Адаму и Еве, занявшим его место, — что, как известно, печально заканчивается для человечества.

В другой поэме, «Христос и Сатана», Сатана и его орды также были брошены в ад сразу после своего первородного греха, после чего Сатана был закован в цепи, а те, кто пал вместе с ним, осыпали его упрёками. Но оказалось, что Сатана и остальные иногда могли выходить («вылетать») наружу, хотя и с кандалами на руках. Во время сошествия в ад Иисус накладывает на Дьявола и других демонов ещё более тяжёлые узы и сбрасывает их ещё глубже в ад.

Поэт Киневульф, наоборот, в своей поэме «Христос II» утверждает, что Сатана и его воинство были сброшены в ад только после смерти Христа на кресте, во время сошествия в ад. Сатана заключён в огненные оковы и лежит неподвижно. Однако в другой поэме, «Елена», посвящённой св. Елене и обретению ею Честного Креста, Киневульф показывает, что Дьявол всё ещё имеет значительное влияние в мире. Сам Дьявол говорит, что Христос часто заключал его в тюрьму, и подтекст таков, что Он будет продолжать это делать. В поэме «Юлиана» Киневульф следует житию, которое позже в адаптированном виде вошло в «Золотую Легенду» (см. выше): царь обитателей ада, по-видимому, остаётся в пределах ада, посылая своих подчинённых на землю для выполнения его «грязной работы». Но Киневульф значительно расширяет «отчёт Дьявола о своих деяниях», заставляя его взять ответственность за многие важные события при жизни Христа. История его успехов, возможно, начинается в поэме с Адама, но мы не можем с точностью сказать об этом, так как один лист поэмы утерян — и как раз тот, где начинаются признания Дьявола. В ещё одной поэме этого времени, «Андреас» (принадлежащей другому автору), Дьявол хоть и скован огненными цепями, но, тем не менее, может в этих цепях передвигаться, преследуя свои злые цели.

Напрашивается вывод, что в отличие от теологов, с неохотой признающих, что Сатана находится в аду, поэты не сомневаются в этом.

Мир Петра Ломбардского был университетским миром, который стал ещё более рафинированным и регламентированным столетием позже, когда на сцену выходит Фома Аквинский. Доминиканца Фому следует противопоставить менее интеллектуальным членам его ордена — таким, как Яков Ворагинский, автор «Золотой легенды» (ок. 1260), и Гийом Пейро, автор ещё одного популярного сочинения — «Сумма добродетелей и пороков» (1230-е годы). Пейро тиражировал те же «истории о придурковатом Дьяволе», что и Яков, основываясь на таких источниках, как «Собеседования с Отцами» Иоанна Кассиана (ум. ок. 435) (известного также, по крайней мере мне, под названием «Великие истории из пустыни») и «Диалоги» Григория Великого. Подобные истории можно было найти также в собраниях и небольших сборниках проповедей, содержавших множество подобных exempla (коротких историй — анекдотов), собранных в алфавитном порядке, по темам.

Фома, однако, тяготел к академическому миру и, как я заметил ранее (см. 10.3), подобно другим кандидатам в доктора теологии, должен был писать комментарий на «Сентенции» Петра Ломбардского. Над решением этой задачи он работал в 1250-е годы, почти через столетие после того, как Ломбардец завершил свой труд. В ответ на рассматриваемые выше вопросы о Сатане Фома заявляет: всё католики убеждены в том, что некоторые ангелы согрешили и стали демонами, но трудно сказать, каким именно был их грех, — известно только, что он каким-то образом включал стремление быть равноправным с Богом и что первым был грех гордыни ( Comm . Sent . 2.1.1.1-3) [39]. Хотя Августин оставил нерешённым вопрос, был ли некогда Люцифер высшим из ангелов, Григорий отвечал на него положительно; это общее мнение, и оно обосновано ( Comm . Sent . 2.6.1.1). Грех Люцифера явился причиной остальных грехов (2.6.1.2).

Падшие ангелы могут быть размещены в пространстве не в соответствии со своей сущностью (так как они бестелесны), но в соответствии со своими функциями. Средний воздух и ад являются для них местами наказания, так же как земля — местом для деятельности, касающейся нас; но они постоянно подвергаются духовным мучениям адским огнём ( Comm. Sent. 2.6.1.3, и ответ на возражение 6). Резонно предположить, что среди демонов есть иерархия; возможно, что ангелы пали каждый со своего чина (2.6.1.4). Все согласны с тем, что, когда Демон покорён, сила его искушения уменьшается до определённых пределов, но неясно, каким образом (2.6.1.5).

В своих кратких заметках о тексте «Различения 6» Фома объясняет фразу «Хвост его [Дракона] увлёк с неба третью часть звёзд», цитирующую Откровение (12:3-4), таким образом: «Под Драконом следует понимать самого Люцифера; под хвостом — убеждение, с помощью которого он выразил своё желание другим; и под звёздами — ангелов, сияющих присущим им светом».

Поразительно, что в обширном собрании своих сочинений Фома нигде не объясняет природу сражения между Драконом и Михаилом в 12-й главе Откровения. Фактически он очень мало ссылается на Откровение. В одном месте он говорит о видениях Иоанна как о «воображаемых», подобных таким же у Исаии ( Sum. Theol. 2. 175.3, ответ на возражение 4) [40].

Заметим, что Фома решает не рассматривать вопрос «о скованности Сатаны», поднятый Петром Ломбардским и внушённый, конечно же, Книгой Откровения. Может быть, с точки зрения Фомы, в этом вопросе не слишком много смысла — ведь он полагал, что Сатана и другие падшие ангелы были бесплотными, то есть являлись чистыми духами.

Ломбардец так и не принял решения, как следует ответить на вопрос о телесности или бестелесности ангелов. Но до него Августин был уверен, что они являются телесными и имеют тела из воздуха, а после него Фома настаивал на их несомненной бестелесности и на огромном могуществе этих «чисто духовных» созданий.

Интересно, что Фома никогда не говорит о Дьяволе во множественном числе. Он упоминает «дьяволов» только в цитатах из Других авторов. Для него существует только один Дьявол — Сатана. Тем не менее он идентифицирует падших ангелов с демонами, включая тех несчастных демонов [бесов] болезней, что упомянуты в Евангелиях. Теперь их, как и всех падших ангелов, следует считать представителями космической энергии, а не мелкими паразитами, ищущими место для обитания. Однако Фома использует не евангельский термин среднего рода Demonia — то есть «Demonoids», — а пишет в мужском роде, Demones — «демоны».