Джон Ричардсон (Джаядев дас) - Никогда не говори, что умрешь

Всю ночь лил сильный дождь, и в пятницу утром следующего дня, несмотря на то, что была моя очередь бездельничать, я предложил вместе проверить всё помещение. Мой друг заверил меня, что в этом нет никакой необходимости. Он обо всём позаботится. Всё, что требуется от меня — это уютно отдыхать свои два часа. Я подумал, как это щедро с его стороны.

Мог ли я возражать? Разве я знал, что он поднимется на другой этаж и сам завалится спать, не дойдя даже до третьего, полностью проигнорируя нашу договорённость.

Через пару часов он вернулся, разбудил меня, заверив, что всё в полном порядке, и нам надо пойти на перерыв. Мы так и сделали. Чайная, или тусовочная, стояла на четырех сваях в конце буксировки, в 20 футах вверх по серой Темзе. С другой стороны от бечевника располагался котлован, где рядами лежали и ржавели старые двигатели — настоящее морское кладбище. Проделав полдюжины шагов, мы оказались в старой деревянной хижине, чтобы понаблюдать забавный ритуал чайного перерыва однокашников, весело смеющихся над нашими стаканами, отчасти от того, что мы вместо того, чтобы работать, отдыхали, и отчасти, от того, что они очень серьёзно относились к своим особым чашкам («мугго», как они их называли). Каждая маленькая деталь: их древние, грязные, запятнанные танином «коронованные» чашки; точное время для настаивания чая, плюс определённое число поворотов ковша в доисторическом чайном горшке, размером больше обычного — вот, что необходимо для превосходной чашки чая! Смехотворное зрелище. Грозного вида шотландец был диспетчером. Он любил после чая подбивать напарников на коротенькую карточную игру, но в случае проигрыша всегда вёл себя оскорбительно и угрожающе. Иногда вспыхивала драка. Но даже тогда, точно вам говорю, весь негатив исходил от самого начальника. А подхалимы следовали его агрессивному примеру.

Следующее утро понедельника стало одним из худших дней моей рабочей жизни. Не то, чтобы в моей жизни таких дней было так уж много, но как только мы, два весёлых приятеля, зашли в «Сан Таге» для отчёта о проделанной работе, разгневанный Джок вышвырнул нас оттуда прямо в офис управляющего, где нас начали допекать расспросами о нашем точном местонахождении и действиях в прошедшую пятницу. Вся эта процедура походила на испанскую инквизицию, правда без испанского сапога и смолы, — ну до этого ещё дело дойдёт.

Вы спросите, что же мы такого натворили, чтобы заслужить такую «награду»? Ещё несколько вопросов, и станет ясно, что мы заслужили худшего.

Наконец, подтащив нас, «невинных младенцев», к восточному окну, Джок указал: «Смотрите туда! Полюбуйтесь, что вы натворили!»

Боже мой! Неужели это мы сделали? Неужели мы сожгли дотла половину верхнего этажа склада какао-бобов? Действительно ли мы ответственны за сотни мешков обугленных бобов в мёртвых тлеющих рядах? Действительно ли это наша вина? Да. И неудивительно, что они так разозлились. Я бы вёл себя также.

Я не осмелился признаться, что спал, пока мой напарник осматривал склад. Тогда я ещё не знал, что он тоже спал, а сейчас честно называет чёрное белым, что никакой течи там не было, и что мы прекрасно справляемся с работой. Я же был тише воды ниже травы, пусть весь словесный поток льётся на него, но всякий раз поддакивал, когда, как мне казалось, напарник нуждался в моей поддержке. Так как доказательств нашей вины не было, босс приказал нам проделать дополнительную работу — у него, скорей всего, появилось подозрение, что мы любим побездельничать, и нуждаемся в «особом внимании».

В общем, получив достойную взбучку и заверения, что отныне мы находимся под особым наблюдением, мы пошли по вымощенной галькой дороге, которая уже существовала сотни лет истории навигационного плавания по серой Темзе. По дороге я всё задавался вопросом, жили ли на свете идиоты вроде нас, которые так позорно погорели из-за собственной лени.

И тут прямо как холодная вода из ведра, на нас вылился Джок, и снова с очередными воплями: «Джонс! Вот ваши дополнительные обязанности на сегодня: подмести двор и заделать расщелины. Вам, Ричардсон. Каждый день вы будете готовить чай, и никаких возражений! Я буду за вами присматривать».

Он видел как я бегу вверх по лестнице за десять минут до звонка, подавать чайник. Он был там и наблюдал, как спустя несколько секунд, я уже отчаянно бежал вниз, чтобы долить воды, когда обнаруживал, что чайник уже пуст. Да, он был там и поглядывал на свои шотландские часы, когда я, шатаясь, еле тащил этот огромный чайник, заполненный до самых краёв водой. Но его не было там, в лачуге, когда я паниковал из-за того, что не мог обнаружить «бесценные ритуальные чашки», которые они подносили к своим извергающим сквернословия ртам. Да, он не был там, когда я решил избавиться от ведра, вечно наполненного грязной серой водой, вечно стоящего по неведомым мне причинам у двери. Мне удалось раздобыть немного чистой воды, чтобы, наконец, отмыть эти грязные чашки, которые я всё ещё не мог отыскать. Он всё ещё был там. Джок вызывающе стоял подобно чайному колокольчику, который пронзительно звенел: «бегите все сюда, все сюда, кто хочет чая».

И всё ещё он был там, когда я быстро вылил грязную воду с верхней ступеньки на несчастные двигатели, что стояли внизу. А теперь к Джоку присоединилась целая команда Сан Тагеров, и все они были там, чтобы рассказать, как грязная серая вода из ведра вылилась откуда-то сверху прямо на двигатели. А вылилась она с каким-то грохочущим треском. Я всё задавался вопросом, обращали ли вообще внимание эти лодочники на мой сумасшедший бег, изменились бы выражения их хладнокровных лиц, если бы они засвидетельствовали чёрствое «выполнение» формальностей к их нежно любимым «королевским чашкам», нашедшим своё тайное убежище в тёмных водах ведра... Боже мой... Оооо, Боже мой...

Мой ум погрузился в то же состояние, что и в тот день, когда я так опозорился во время записи Дэйва Катца. Я смотрел на Тауэрский мост и размышлял, почему это место не очень нравится членам королевской семьи... Человек — всего лишь глина. Так же как и его чашки. Как-то раз Джордж Харрисон сказал: «Всё проходит». В воздухе надменно звучало: «Короли! Их головы срубит жестокое холодное лезвие Судьбы...»

Я был лишь маленьким лягушонком, прыгающим возле начальника, извергающего шотландские проклятия. В течение всего этого часа уже во второй раз, в присутствии начальника и Джока, жаждущего крови, на лице босса проскальзывала плутоватая улыбка. Он видел, как я дрожал от страха перед увольнением, и шептал Джоку: «Подкинь-ка ему ещё работёнки!» Какой — неважно. Главное, чтобы я остался здесь. Любой ценой мне нужно было заработать деньги. Я не мог снова лишиться работы. Мне чудовищно нужны были деньги.