И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время

Но совсѣмъ иначе относились къ старцу нѣкоторыя духовныя лица, въ томъ числѣ калужскій епархіальный архіерей преосв. Николай, который творилъ много непріятностей Оптиной Пустыни. Этотъ епископъ имѣлъ твердое намѣреніе сослать старца Льва въ Соловецкій монастырь для заключенія. И если бы не сильное заступничество митрополитовъ Филаретовъ — Кіевскаго и Московскаго, старцу Льву было бы не сдобровать. Но не всѣ епископы мыслили одинаково. Были между ними и духовные. Однажды въ бытность о. Льва въ Калугѣ встрѣчныя лица, узнавъ его, становились на колѣни и кланялись ему въ ноги. Увидѣвъ это, начальникъ полиціи рѣшилъ, что дѣло нечисто и сдѣлалъ соотвѣтственющее донесеніе еп. Никанору, будущему митрополиту С. Петербургскому. Владыка вызвалъ къ себѣ старца и на вопросъ какъ онъ вѣруетъ, старецъ спѣлъ ему «Вѣрую» покіевски, т. е. начиная съ низкой ноты и повышая тонъ до самой высокой. По пословицѣ «рыбакъ рыбака видитъ издалека», добрый Владыка понялъ кого онъ видитъ передъ собой и почему старцу кланяются въ землю. Онъ задержалъ старца у себя въ течете нѣсколькихъ дней, ухаживалъ за нимъ, угощалъ его, такъ что старецъ два дня не ѣлъ, вернувшись домой. Къ сожалѣнію, этотъ добрый архипастырь правилъ не долго, тогда какъ еп. Николай правилъ долго и даже пережилъ старца.

Здѣсь надо сдѣлать нѣкоторое отступленіе для тѣхъ, кто незнакомъ съ первой частью нашей работы (И. М. Концевичъ. Стяжаніе Духа Св. въ путяхъ древней Руси. Парижъ, 1952). Нами было показано, что вскорѣ послѣ крегценія Руси и до паденія Византіи безчисленныя толпы паломниковъ устремлялись на Востокъ, воспринимая тамъ духъ и традиціи подлиннаго Православія и привозя съ собой святоотеческую литературу. Такъ было до Флорентійской уніи, когда поколебался греческій авторитета и до скоро послѣдовавшаго затЬмъ паденія Византіи. По справедливому выраженію англійскаго ученаго Дональда Николь, въ его книгѣ «Метеоры» Дональдъ Николь. «Метеоры». Лондонъ. 1963 г., стр. 39): «Исихазмъ не былъ доктриной XIV вѣка — его происхожденіе исходить изъ подлинныхъ корней византійской духовности». Этой духовностью и питались наши древніе святые. Когда же прекратилась связь съ православнымъ Востокомъ, русское подвижничество замкнулось само въ себѣ. Духовныхъ школъ тогда не существовало. Послѣ свѣтлой эпохи XIV и XV столѣтій, связанныхъ съ преп. Сергіемъ и плеядой его учениковъ, наступилъ періодъ духовнаго застоя. Вмѣсто подвига, указаннаго св. Отцами, состоявшаго въ очищеніи сердца отъ страстей съ помощью непрестанной молитвы, настало время внѣшнихъ подвиговъ, время желѣзныхъ цѣпей и пудовыхъ веригъ. Число святыхъ уменьшилось. Послѣ же царствованія императора Петра въ теченіе ста пятидесяти лѣтъ монашество вообще подверглось преслѣдованію со стороны правительства. Наступилъ полный упадокъ. Когда же вначалѣ XIX столѣтія ученики схиархимандрита Паисія Величковскаго вновь насадили на Руси святоотеческую традицію, плодомъ которой является благодатное старчество, число святыхъ умножилось необычайно. Житія этихъ неканонизованныхъ подвижниковъ собралъ въ 14–ти объемистыхъ томахъ еп. Никодимъ незадолго до первой міровой войны, Многократно въ житіяхъ этихъ упоминается о преслѣдованіи подвижника полиціей. Пустынникамъ приходилось скрываться. Игуменъ оптинскій Моисей съ братомъ о. Антоніемъ, какъ было выше сказано, скрывались съ другими пустынниками въ Брянскихъ лѣсахъ. Чисто духовное начало встрѣчало полное непризнаніе со стороны гражданской власти. Также и молодая наша богословская наука еще не вышла на самостоятельный, независимый православный путь и находилась подъ вліяніемъ западной науки. А потому и старчество не было изучено съ православной точки зрѣнія. Естественно, что многіе архіереи гнали старчество, не постигая его сущности и значенія. Такова была судьба преп. Серафима, старца Льва, старца Амвросія, старца Анатолія, старца Варсонофія. Блаженный о. Іоаннъ Кронштадтскій, яркій представитель старчества, также встрѣчалъ непониманіе со стороны Санктпетербургскаго митрополита.

Теперь вернемся къ старцу Льву. Старчествованіе его продолжалось въ Оптиной Пустыни съ 1829 г. и до года его кончины — 1841 г., т. е. всего 12 лѣтъ. Этотъ промежутокъ времени старецъ переживалъ, какъ почти непрерывное гоненіе. Когда о. Левъ прибылъ въ Оптину Пустынь, игуменъ Моисей передалъ ему духовное руководство братіей, а самъ занялся исключительно хозяйственной частью и самъ ничего не предпринималъ безъ старческаго благословенія. Такъ же относился къ о. Льву и братъ игумена скитоначальникъ о. Антоній.

Противъ старца возсталъ нѣкто о. Вассіанъ, который себя считалъ старожиломъ въ монастырѣ и не признавалъ старческаго руководства. Этотъ о. Вассіанъ былъ крайне неразвитый и грубый человѣкъ. Подобный ему инокъ описанъ Достоевскимъ въ романѣ «Братья Карамазовы» подъ именемъ Ѳерапонта. Отсюда пошли интриги, доносы. Однако въ теченіе первыхъ шести лѣтъ гоненія на старца еще не принимали крутого характера. Но съ теченіемъ времени дѣло стало принимать болѣе угрожающей оборотъ. Такъ еще къ начальному періоду относится запись нѣкой Паши Труновой, сестры Павла Трунова, старцева ученика. Она разсказываетъ, что однажды въ бытность ея въ Оптиной Пустыни, старецъ запретилъ ей придти къ нему на завтрашній день, т.к. «будетъ судъ» — «Кого же будутъ судить?», — спросила Паша. — «Да меня же», отвѣтилъ старецъ. На другой день слѣдователи допрашивали весь монастырь, но всѣ показанія благопріятствовали старцу. Это было начало. Но съ 1835 г. и особенно до 1836 г. гоненія усилились. Кромѣ всѣхъ ложныхъ донесеній, калужскій преосвященный получилъ еще черезъ московскую тайную полицію, анонимный доносъ съ обвиненіями по адресу старца и настоятеля. Говорилось, что послѣдній несправедливо оказываетъ скитскимъ старцамъ предпочтете передъ живущими въ монастырѣ и что скитъ причиняетъ монастырю большой подрывъ; и если онъ не уничтожится, то древняя обитель разорится и т. д. Слѣдствіемъ этого доноса было то, что настоятель былъ вызвать для объясненій. А старцу было запрещено носить схиму, т. к. онъ былъ постриженъ келейно, и строжайше запрещено принимать посетителей.

Старца перевели изъ скита въ монастырь и тамъ переселяли изъ кельи въ келью. Старецъ относился къ этимъ невзгодамъ съ полнымъ благодушіемъ и съ пѣніемъ «Достойно есть» онъ переносилъ на новое мѣсто самолично икону Владимірской Божьей Матери — благословеніе о. Паисія Величковскаго старцу Ѳеодору. «Однажды, игуменъ Моисей» — говоритъ жизнеописатель старца, «проходя по монастырю, увидѣлъ огромную толпу народа передъ кельей старца, между тѣмъ какъ послѣдовало изъ Калуги повелѣніе никого не пускать къ нему. О. игуменъ вошелъ къ старцу въ келью и сказалъ: «О. Леонидъ! какъ же вы принимаете народъ? Вѣдь владыка запретилъ принимать». Вмѣсто отвѣта старецъ отпустилъ тЬхъ, съ кѣмъ занимался, и велѣлъ келейникамъ внести къ себѣ въ келью калѣку, который въ это время лежалъ у дверей его кельи. Они принесли и положили передъ нимъ. О. игуменъ въ недоумѣніи смотрѣлъ на него. «Вотъ, — началъ старецъ свою рѣчь, — посмотрите на этого человѣка. Видите, какъ у него всѣ члены тЬлесные поражены. Господь наказалъ его за нераскаянные грѣхи. Онъ сдѣлалъ то–то и то–то, и за все это онъ теперь страдаетъ — онъ живой въ аду. Но ему можно помочь. Господь привелъ его ко мнѣ для искренняго раскаянія, чтобы я его обличилъ и наставилъ. Могу ли его не принимать? Что вы на это скажите?» Слушая о. Леонида и смотря на лежагцаго передъ нимъ страдальца, о. игуменъ содрогнулся. «Но преосвященный», — промолвилъ онъ, — «грозить послать васъ подъ началъ». «Ну такъ что–жъ» — отвѣтилъ старецъ, — «хоть въ Сибирь меня пошлите, хоть костеръ разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тотъ же Леонидъ! Я къ себѣ никого не зову, кто ко мнѣ приходитъ, тЬхъ гнать отъ себя не могу. Особенно въ простонародьи многіе погибаютъ отъ неразумія и нуждаются въ духовной помощи. Какъ могу призрѣть ихъ вопіющія духовныя нужды?» О. игуменъ Моисей ничего на это не могъ возразить и молча удалился, предоставляя старцу жить и дѣйствовать, «какъ укажетъ ему Самъ Богъ». Старцу, какъ уже сказано, не удалось бы сдобровать, если бы не заступничество обоихъ митрополитовъ Филаретовъ. Митрополитъ Кіевскій заступился за старца, находясь на чредѣ въ Синодѣ, а также посѣтилъ Оптину Пустынь, гдѣ оказывалъ о. Льву въ присутствіи епархіальнаго архіерея особые знаки уваженія. Къ митрополиту Филарету Московскому прибѣгъ письменно старецъ о. Макарій черезъ епископа Игнатія Брянчанинова. Митрополитъ Филаретъ написалъ калужскому епископу: «Ересь предполагать въ о. Леонидѣ нѣтъ причины».