Игнатий Брянчанинов - Том VIII

Благословение Божие да почивает над Вами. Потрудись передать Анне Андреевне мой усердный поклон и мое недостойное благословение.

Душой Вам преданный брат

Архимандрит Игнатий.

1848 года, июля 29-го дня

{стр. 549}

№ 24

Любезнейший Друг и Сестра

Елизавета Александровна!

Письмо твое от 3-го августа я получил сего 13-го; из него вижу, что Вы не получили моего ответа на последнее письмо Ваше. Затерялось ли оно, или кто перехватил его — в обоих случаях неприятно: потому что я, написав и отправив письмо, тотчас забываю что в нем было написано. А помнится только то, что я Вам написал подробное письмо с приложением некоторых замечаний о холере.

Продолжаю употреблять сассапарельную настойку, которая привела меня в конце июня в крайнее расслабление, это расслабление продолжалось в течение всего июля месяца, сопровождалось сильною испариною и сыпью. С первых чисел августа чувствую себя крепче; появился и аппетит, хотя в весьма умеренной степени; в июле я почти ничего не мог есть. Не знаю — чему приписать эту перемену, действию ли сассапарели, или действию «гарлемских капель»; вероятно, действовало то и другое. Но и «гарлемские капли», которые я начал принимать с 1-го августа, помогли и помогают очень много, содействуя действию сассапарели. Тело мое очень окрепло; лицо и глаза получили особенную свежесть; но ревматизм, давно и глубоко вкоренившийся в мое тело, еще не уступил совершенно продолжительному и томительному лечению.

Имел я совещание о своем состоянии с тремя докторами, из которых два — старший доктор Лейб-гвардии конного полка Карель и помощник управляющего Придворною медицинскою частию Действительный Статский Советник Сахаров — считаются одними из лучших, умнейших докторов. Последний сам в ревматизме. Все они одобряют мое лечение; все признают, что никак не должно мне останавливать своего лечения, но должно продолжать его до совершенного излечения, что срок употребления декокта назначается не для хронических болезней, при которых невозможно измерять степень повреждения человеческого тела, а потому невозможно и определить срока лечению. Решаюсь последовать этому совету: лечиться до совершенного излечения. На которое имею надежду, хотя б пришлось сидеть взаперти всю зиму. Я теперь не выхожу на воздух, увидев из опыта, что это лучше: ревматические боли, переходящие от внутренних частей тела к его поверхности, сделали эту поверхность очень чувствительною, особливо не терпящею никакого ветра. {стр. 550} Когда значительно убавятся или совсем пройдут желваки, советуют мне принимать соленые ванны, всыпая в ванну не менее 25 фунтов соли: это — то количество разных солей, которое в себе заключает ванна из морской воды. Ванны (тепленькие) считают необходимым средством для укрепления и для окончательного извлечения ревматизма на поверхности тела. — Вот подробный отчет моего лечения, который может быть полезным и для соображений при твоем лечении. Полагаю, что «гарлемские капли» могут принести особенную пользу для твоей сердечной боли: если на сердце есть какие ранки или другие повреждения — гарлемские капли, содержащие в себе множество смолистых и маслянистых частей, исцелят их; они действуют прекрасно на желудок, уничтожают запор; вреда, во всяком случае, никакого не могут сделать. Я принимаю их дважды в день, от 20 до 30 капель в прием. Если б нашелся случай, я бы счел за особенную приятность переслать тебе некоторую пропорцию этих капель, которые и здесь, настоящие, можно достать только в двух местах: в аптеке Имзена и в Ниренбергских лавках. — Холера здесь совершенно прекращается: у нас в монастыре отлично помогали «капли», которых рецепт при сем прилагаю. Только что начнутся с кем-либо холерные первоначальные припадки: тошнота, понос, боль под ложкою — даже рвота и судороги, — даем тотчас этих капель, чрез пять минут не последовало облегчения, прием повторяется; чрез пять минут еще повторяется. При этом хороша теплая комната, чай из перечной мяты, теплые салфетки на живот, бутылки или кувшины из-под зельцерской воды, налитые горячею водою и обвернутые в салфетки: ими обкладывают больного. Появление испарины есть признак прервания холеры. — Николай Федорович Арндт жив и пользуется лучшим здоровьем. Перцовку употребляют здесь иные для натирания, и то редкие, а употребления ее внутрь признано всеми превредным.

Опять жалею — если мое последнее письмо пропало! Оно было подробное; а что в нем написано, право, забыл; много было написано о холере и о настоящем моем лечении.

За тем! — призываю на Вас благословение Божие: будьте здоровы и благополучны.

Ваш преданнейший друг и брат

Архимандрит Игнатий.

1848. 14 авг.

Николай благодарит за воспоминание; он писал к Вам большое письмо: неужели и оно пропало?

{стр. 551}

№ 25

Любезнейший Друг и Сестра Елизавета Александровна!

Письмо Твое от 27-го августа я получил. Теперь вижу, что как я получил сполна все ваши письма, так и вы получили сполна все мои письма. Сего дня твое тезоименитство! Поздравляю Тебя и желаю тебе всех истинных благ, временных и вечных. Сегодня минул год, как я начал пить сассапарель. В течение августа месяца произошло со мною много перемен; полагаю таковым переменам много споспешествовали гарлемские капли. Мой доктор говорит мне: «вы непростительно согрешите, если прервете употребление сассапарели, прежде совершенного излечения, к которому уже столько приблизились». Желвак, находившийся у меня под затылком, значительно уменьшился, сделав свое дело, т. е. оттянув из головы большую часть простудных мокрот. С 1-го сентября начал принимать соленые ванны; уже принял три. В первые две положено было по 10 фунтов соли, в третью — 15. Мой доктор находит, что непременно надо дойти хоть до 25 фунтов соли на ванну. Ванны принимаю на ночь, они содействуют действию сассапарели: производят ночью сильнейшую испарину, при которой переменяю белье раз шесть в ночь; также очень умножают брожение во всем теле. Лицо мое и глаза получили особенную чистоту. Вот в каком положении мое лечение!

Очень рад послужить Вам при закупке вина; пожалуйста, укажи на человека и на средства, при которых бы с верностию можно было переслать вина. В нашей Пустыне, в Пустыне шумной и многолюдной сделалось потише. Высочайшая фамилия переехала из нашего соседства из Петергофа в Царское Село. Скоро начнут переезжать аристократы с дач своих в Петербургские свои палаты на зимовье: тогда сделается у нас еще тише. Сопутствовавший мне в Бабайки о. Стефан пострижен в мантию и переименован Симеоном. Пострижение совершалось после вечерни в присутствии Великой Княгини Марии Николаевны, Великих Князей Николая и Михаила Николаевичей и Принца Ольденбургского. По окончании пострижения все Высочайшие Особы пожаловали ко мне на чай. Государыня Императрица пред отъездом своим также посетила обитель нашу и мои келлии. — Знакомая твоя, Горчакова, слышал я, живет здесь в соседстве. Но я по причине моего лечения, особливо в июле месяце, когда был очень слаб, — почти никого не принимал, исключая коротких и {стр. 552} давнишних знакомых, которых много и которые вполне похищают все свободное от леченья время. При таком моем положении, которое в околодке известно, человек, не имеющий особенного побуждения познакомиться, а только так, — не захочет, чтоб об нем мне доложили и услышать отказ, что очень легко может случиться при моем лечении.