Георгий Флоровский - Избранные богословские статьи

III.

Богословское образование в школе оставалось латинским и тогда, когда ориентация на Рим сменилась влиянием Реформации, точнее, раннепротестантской схоластики. Аквинат уступил место Христиану Вольфу — но преподавание по–прежнему шло по–латыни. Западным оставался и весь строй школьного образования. Веяние протестантизма связано прежде всего с именем Феофана Прокоповича, известного сподвижника Петра Великого, ревностного устроителя всех церковных реформ того времени, автора «Духовного Регламента». Богословские лекции Феофана, читанные по–латыни в Киевской Академии, были напечатаны только в 1782–1784 годах в Лейпциге, — однако и задолго до этого они разошлись в рукописи и произвели переворот в богословии. В своих лекциях или «трактатах» по догматике Феофан строго следует западным образцам — особенно он зависит от Аманда Поланского из Полансдорфа, автора « SyntagmaTheologiae Christianae » («Сумма христианского богословия») (1609). Также он систематически использует « Loci Communes » («Общие места») Иоанна Герхарда. Однако, даже следуя иностранным учителям, Феофан не оставался простым компилятором. Начитанный и знающий современную литературу, он прекрасно владеет материалом и приспосабливает его для своих целей. Несомненно одно: Феофан не то что примыкает — он принадлежит к протестантской схоластике XVII–го века. Он не «под влиянием протестантизма» — он сам протестант (А. Карташов). И его сочинения вполне умещаются в истории немецкого реформированного богословия. Не будь на титульных листах его книг имени русского епископа, их автора всего естественнее было бы угадывать среди профессоров какого–нибудь протестанского богословского факультета. Все здесь пронизано западным духом, воздухом Реформации. Это чувствуется во всем, — в привычках мысли, в выборе слов. Перед нами даже не западник, но попросту западный человек, иностранец. На Православный мир смотрел он со стороны. Феофан не чувствовал Православия изнутри. Он весь в западных спорах. И в этих спорах он до последнего стоит за Реформацию. Весь пафос его трактатов направлен против Рима; он не мог ни на минуту отвлечься от «чарующей области» западных конфессиональных споров [14] Наиболее глубокая работа о Феофане Прокоповиче — Ю.Самарин «Стефан Яворский и Феофан Прокопович» «Собрание Сочинений» V (1880); И.В.Чистович «Феофан Прокопович и его время» (СПб, 1866); о «богословской системе» Феофана см. статью Пл. Червяковского, «Христ. Чтение» (1876–1878); Ф.А.Тихомиров «Трактаты Феофана Прокоповича — о Боге Едином по существу и Троичном в Лицах» (СПб, 1884); А.В.Карташев «К вопросу православия Феофана Прокоповича» Сборник статей в честь Д.А.Кобеко (1913); П.В.Верховской «Учреждение Духовной Коллегии и Духовный Регламент» I и II (Ростов–на–Дону, 1916); Hans Koch «Die russische Orthodoxie» (Бреслау, 1929); см. также интересные эссе R.Stupperlich в ZoG, V и IX в «Zeitschrift fur slavische Philologie» XII, 332 и далее, также в «Kurios» (1936), 4; также R.Stupprlich «Statsgedanke und Religionspolitik Peters des Grossen» (Кенигсберг, 1936); а также статью В.Титлинова в «Русском биографическом словаре». .

Юрий Самарин в своей известной книге « Стефан Яворский и Феофан Прокопович » пытается представить это столкновение католической и протестантской тенденций как эпизод « диалектики русской богословской мысли ». Однако происходившее едва ли можно назвать естественным процессом. Это была борьба двух иностранных влияний, от которой русская богословская мысль только страдала. Здесь не может быть речи о внутренней органической диалектике — скорее, о насильственном псевдоморфозе православной мысли. Православие было принуждено мыслить в чуждых по существу категориях и выражать свои мысли на иноземный манер. Во второй половине XVIII века обучение богословию в большинстве семинарий и академий основывалось на протестантских учебниках, пришедших с Запада. Учебники даже не приходилось переводить — ведь все преподавание велось на латыни. Митрополит Филарет вспоминал, что обучался богословию по учебнику Холлатца ( ум. 1713). Обучение состояло в том, что преподаватель диктовал главы учебника и заставлял студентов заучивать их наизусть. Другие части курса преподавались по руководствам Квенштедта или Турретини (ум. 1737). Были и русские учебники, но они ни в чем не уклонялись от западных образцов — таковы « Doctrina» Феофилакта Горского (Лейпциг, 1784), « Compendium » Иакинфа Карпинского (Лейпциг, 1786), « Compendium» Сильвестра Лебединского (1799 и 1805), а также учебник Иринея Фальковского (1802), — все по Феофану Прокоповичу! Во всех этих трактатах и компендиумах напрасно искать свободного движения мыслей. Это были книги для заучивания наизусть, воплощение «школьного богословия», неподвижное «предание школы». В них можно найти некоторые протестантские догматы и учения — например, учение о Писании и Предании, протестантское определение Церкви, протестантскую концепцию Оправдания.

Во второй половине восемнадцатого столетия к преобладающему влиянию старо–протестантской схоластики добавилось новое веяние пиетизма. Достаточно упомянуть имя Симеона Тодорского (1701–1754), умершего в сане епископа Псковского. Большую часть жизни он был преподавателем в « Сиротском доме» в Галле, где перевел на русский язык с Галльского издания 1735 года знаменитую « Wahres Christentum» («О внутреннем христианстве») Иоанна Арндта. Замечательна в этом отношении также фигура Платона Левшина (1737–1811), знаменитого митрополита Московского при Екатерине Второй, которого С.К.Смирнов, историк Академии, впоследствии точно назвал «Петром Могилой Московской Академии». Платон был более проповедником и катихизатором, чем систематическим богословом. Но его «катихизисы», проповеди «или первоначальное наставление в христианском законе», гремевшие в Москве уже в 1757–58 годах, знаменовали новый поворот в истории богословия. Его лекции, читанные для Великого Князя (впоследствии Императора) Павла, были изданы в 1765 году под заглавием « Православное учение или сокращенная христианская Богословия ». Это был первый опыт богословской системы по–русски. Разумеется, для использования в школах она была переведена на латынь. И на этом настоял сам Платон: он полагал, что преподавание богословия на любом другом языке означает снижение образовательного стандарта. Заметим, что это мнение исходит от ревностного борца за «просвещение народа», талантливого проповедника христианской веры и нравственности. Даже в старости, перед самой Освободительной войной 1812 года, Платон был поражен проектом преподавания в духовных школах на русском и горячо против этого возражал. В русских писаниях Платона поражает запутанность богословских терминов, заимствованных из разных латинских источников. В вопросах нравственных он чувствует себя гораздо уверенней, чем в вероучительных. Учение о Церкви, о Предании, о Таинствах в течение всего XVIII века оставалось неясным и неразработанным [15] См. Филарет (Гумилевский) «Обзор русской духовной литературы» II, 3 (1884); о митрополите Платоне см. И.М.Снегирев «Жизнь митр. Московского Платона» 1–2 (М. 1856); Ф. Надеждин «Митр. Платон Левшин как проповедник» (Казань, 1882); Н.П.Розанов «Митр. Моск. Платон» (М., 1913); В.П.Виноградов «Платон и Филарет, Митрополиты Московские. Сравнительная характеристика их нравственного облика» в «Богословском Вестнике» 1913 1–2. См. также «Из воспоминаний покойного Филарета, митроп. Московского», «Православ. Обозрение» (1868, август) — («Из записок А.В.Горского»). .