Роберт Пински - Жизнь Давида

«Иоав был одет в воинское одеяние свое и препоясан мечом, который висел при бедре в ножнах и который легко выходил из них и входил. И сказал Иоав Амессаю: здоров ли ты, брат мой? И взял Иоав правою рукою Амессая за бороду, чтобы поцеловать его. Амессай же не остерегся меча, бывшего в руке Иоава; и тот поразил его им в живот, так что выпали внутренности его на землю, и не повторил ему [удара], и он умер. Иоав и Авесса, брат его, погнались за Савеем, сыном Бихри» (II Цар. 20, 8-10).

И вот царство снова едино, а голова негодного человека Савея, сына Бихри, сброшена со стены города, в котором его осадили Иоав и его брат Авесса.

Согласно изложению Луиса Гинзберга, перед тем как повеситься, Ахитофел, учитель Сократа, записал свою последнюю волю, которая содержала три правила: «1. Не пытайся что-то сделать любимцу судьбы. 2. Воздержись от восстания против дома Давида. 3. Если праздник Шавуот выпадет на солнечный день, можно сеять пшеницу». Последний, абсурдный, но сардонический, элемент в списке рекомендует придерживаться традиции и уважать старые правила верного распределения времени: время сева предшествует времени жатвы, что выражено в формуле «Зрелость во всем». Все три правила — уважение к судьбе, к дому Давида и к расчету времени — нарушил не имевший ни одного изъяна, обманутый и оплакиваемый Авессалом, а вслед за Авессаломом в пародийной манере — малозначительный Савей, сын Бихри.

«Сын мой Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о, кто дал бы мне умереть вместо тебя!» Классический трагический герой движется от экзальтации к карающему самопознанию в поражении, происходящему из самой природы героя. Давид же движется от экзальтации к карающему самопознанию в вечном и заранее предопределенном триумфе — победоносность свойственна природе Давида и несет ему лишения.

Строительство Храма — идея Давида.

В конечном счете эту задачу решит его наследник Соломон, но сначала казалось, что Давид сам осуществит задуманный проект. Как только ковчег прибыл в Город Давида и царь со всей страстью отплясал в голове процессии, он заявил, что у Господа должен быть Свой дом. Эта идея возникла у Давида сразу после размолвки с Мелхолой по поводу плясок в обнаженном виде, после ссоры, полной взаимной ненависти, закончившейся пророчеством, что Мелхола будет бесплодна.

Мелхола осталась бесплодна, а Давид вознамерился строить. Он сказал пророку Нафану: «Вот, я живу в доме кедровом, а ковчег Божий находится под шатром» (II Цар. 7, 2).

На это Нафан ответил: «Все, что у тебя на сердце, иди, делай; ибо Господь с тобою» (II Цар. 7, 3).

Но той ночью Нафану было видение. Господь явился ему и решительно, хотя и не очень понятно, по какой причине, отложил строительство Храма на одно поколение и при этом дал Давиду великое обещание:

«Но в ту же ночь было слово Господа к Нафану: Пойди, скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь: ты ли построишь Мне дом для Моего обитания, когда Я не жил в доме с того времени, как вывел сынов Израилевых из Египта, и до сего дня, но переходил в шатре и в скинии? Где Я ни ходил со всеми сынами Израиля, говорил ли Я хотя слово какому-либо из колен, которому Я назначил пасти народ Мой Израиля: "почему не построите Мне кедрового дома"?» (II Цар. 7, 4–7).

Кажется, что Господь отказывается от идеи Давида построить Храм. Это совершенно неслыханно, вроде бы говорит Бог, Храм из кедра (а его действительно построят из кедра) — это отступление от традиционной скинии из тканей и кожи. Но затем Господь продолжает и, похоже, соглашается с тем, что царствование Давида изменит старые традиции кочевой жизни в шатрах. Когда Давид перестал пасти овец и стал править Израилем, указывает Господь, он начал переход от шатра к храму, от кочевок к оседлому проживанию в определенном месте:

«И теперь так скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь Саваоф: Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был вождем народа Моего, Израиля; и был с тобою везде, куда ни ходил ты, и истребил всех врагов твоих пред лицем твоим, и сделал имя твое великим, как имя великих на земле. И Я устрою место для народа Моего, для Израиля, и укореню его, и будет он спокойно жить на месте своем, и не будет тревожиться больше, и люди нечестивые не станут более теснить его, как прежде, с того времени, как Я поставил судей над народом Моим, Израилем; и Я успокою тебя от всех врагов твоих. И Господь возвещает тебе, что Он устроит тебе дом» (II Цар. 7, 8-11).

Речь Господа обращается в почти противоположную сторону по сравнению с началом: Он не отвергает дом из кедра, но откладывает на одно поколение:

«Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами твоими, то Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его. Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его на веки» (II Цар. 7, 12–13).

Эти странные слова Господа, принимающего, но откладывающего строительство Храма, отражают великие преобразования Давида. Бог знает, что перемены Давида не приживутся быстро, но в каком-то смысле, похоже, что Давиду удалось удивить Его.

Двойственность царствования Давида и его способы преобразований как нельзя ярче отражены в эпизоде, повествующем о его желанием построить дом Господень. Господь едва ли не говорит: «Нельзя мне создавать дом для тебя». Но, как бы то ни было, правление Давида вошло в историю, даже будучи затуманенным многочисленными наслоениями двух тысячелетий, страстями и событиями последующих веков.

Двойственное чувство, которое Господь испытывает по отношению к энергии Давида, еще аукнется царю в дальнейшем, когда он прикажет провести перепись. Повеление «Пойди, исчисли Израиля и Иуду» в Первой книге Царств (24, 1) приписывается Господу, но Первая книга Паралипоменон приписывает эту идею совсем другому: «И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян» (I Пар. 21, 1).

Разночтение, возникшее благодаря автору книги Паралипоменон, который заменил «Господа» на «Сатану», не так значительно, как кажется, — дело в том, что и в Книге Царств мотивы Господа не очень благородны: «Гнев Господень опять возгорелся на Израильтян, и возбудил он в них Давида сказать: пойди, исчисли Израиля и Иуду». Во всех рассказах Иоав, когда Давид отдает ему приказ провести перепись с помощью войска, протестует — военачальник находит царский план сомнительным со всех точек зрения, и не важно, вдохновлен этот план Сатаной или разгневанным Богом. Причины, по которым Иоав выступает против переписи, не очень ясны — так же как и аргументы Давида в пользу этого предприятия.

Но что плохого в переписи? Английское слово census — как и словаcensorious (придирчивый) и censor (цензор) — происходит от названия римской общественной должности; для европейских евреев перепись — это официальный документ, а они боялись всего официального, ибо оно было связано с фамилиями, навязанными им имперскими или императорскими сборщиками налогов, со страхом быть превращенными в пушечное мясо, изувеченным или убитыми на службе в царской или императорской армии. Но древнееврейское слово обозначает подсчитывание, составление списка. «Исчисление» Давида происходило за тысячелетия до любой переписи в Риме, Священной Римской империи или царской России. Эти аналогии не действуют, как и аналогии с менее опасными и обременительными шуточками и унижениями со стороны чиновников с острова Эллис [10] [10] На этом острове близ Нью-Йорка с 1892 по 1943 годнаходился главный центр по приему иммигрантов вСША. Использовался также как пересыльный пункт илагерь для депортации. . Почему же тогда перепись считается чем-то предосудительным и даже запретным и почему о ней рассказано так туманно?