Александр Лопухин - Толковая Библия. Том 5

11-16. Идет новый отдел пророчественно-обличительной речи, в котором дан ряд сильных антитез, говорящих о блаженстве благочестивых праведных и страданиях нечестивых грешников.

Приготовляете трапезу для Гада и растворяете... чашу для Мени ... Текст LXX и наш славянский это место передают так: уготовлящий демону трапезу, и исполняющий щастию растворение ... Нетрудно видеть, что в последнем тексте собственные имена сирийских божеств — Гада, или Гадада и Мени, или М’ни, Ману-эл — заменены их нарицательными переводами. Телльамарнская корреспонденция и финикийские раскопки установили, что "Гад" — финикийское божество, "добрый бог фортуны" (Cheyne), образовавшееся из древне-ханаанского — Addi, или Adael — "божества грома", родств. греч. Зевсу и латин. Юпитеру, имя которого довольно часто встречается еще в телльамарнских письмах (имена Иади-Адди, Амун-Адди, Натан-Адди в др.) "Мени" — сирийское божество, встречающееся в надписях, так называемого, арамсо-персидского, или ахеменидского периода. Ученые сближают его с арабским божеством Mant, которое, по Корану, как посредствующее божество, отдаленно напоминает Мессию. Английский настольный коммент. думает, что в основе этого имени лежит семитический корень rnanât, что значит "число, часть" и указывает будто бы на такое божество, которое заведовало распределением соответствующей доли счастья каждому человеку (τνχη μοίρα).

Вас обрекаю Я мечу ... "Обрекаю" — по-еврейски выражено יתיכב, т.е. употреблен тот же самый корень תכב, который заложен и в имени только что названного божества — "Мени". При таком понимании дела мы имеем здесь сильную антитезу истинного Бога с одним из ложных, что, вообще, составляет отличительную черту стиля у пророка Исаии.

"Заклание мечем", "согбение до земли", как расплата за неповиновение Богу — все это образы, хорошо известные нам из кн. пророка Исаии (10:4; 46:1; 50:2; 53:7; 56:4; 66:4 и др.). И единственная причина всего этого, снова подчеркивает пророк Исаия от лица Самого Господа, — собственное поведение непокорного Израиля (см. 2 ст.).

Ряд специальных антитез, в которых различные виды блаженства праведных противополагаются обратным видам страдания грешных. "Вся серия этих контрастов может быть понимаема двояко: буквально — с отнесением ее к двум классам пленных израильтян, оставшихся верными Господу и изменивших Ему; и метафорически в отношении к рабам Господа и Его врагах всех времен и всех мест" (The Pulp. Comm. 472 p.).

И оставите имя ваше избранным Моим для проклятия ... Бедствия, которые имеют обрушиться на голову непокорного Израиля, столь ужасны и беспощадны, что они и самое имя его сделают как бы нарицательным обозначением Божественной кары, вообще (ср. Иер. 29:22 [1092]).

И убьет тебя Господь Бог ... Повторение и усиление мысли 12 стиха. Самый текст этой фразы взят, по мнению Английского настольного комментария, из специальной проклинательной формулы.

А рабов Своих назовет иным именем ..., т.е. "народом святым", "духовным Израилем", "христианами" (См. комм. 62:2,12), и "семенем благословенным" (см. ниже, ст. 23-й).

И кто будет клясться на земле, будет клясться Богом истины ... Большинство экзегетов, начиная еще с блаженного Иеронима, предпочтительно останавливаются при истолковании этого места на тексте Вульгаты, где последняя половина вышеназванной фразы переведена так: jurabit in Deo amen. Слово "аминь" в библейском, как позднее и в литургическом употреблении, является торжественный признанием известного договора и как бы оправданием его (Втор 28:14-26; Нав 8:32-34). Поэтому, употребление этого слова здесь весьма знаменательно.

"В Ветхом Завете обещано спасение, совершившееся в Новом, когда Бог, глаголавший в пророках, в последние дни глаголал нам в Сыне (Евр 1:1-2): ибо все обетования Божии в Нем "да" и в Нем "аминь" (2 Кор 1:20)" (Властов) Смысл употребления подобной фразы именно здесь можно выяснить следующим образом.

Те благодеяния, которые щедрою рукою будут излиты Господом на верный Израиль и его духовное потомство, дадут такое блестящее подтверждение абсолютной истинности и правды Всевышнего, что и самое Имя Его они сделают для всех непререкаемым знаком высшего клятвенного удостоверения (ср. Ин. 17:3 [1093]; 1 Ин. 5:20; Откр 3:14).

17-25. Последняя часть ответа Господа на предшествующую молитву Израиля. После возвещения праведного суда Божия на нечестивых грешников эта часть речи преподает утешение радостной надежды на блаженство Мессианского царства. По своему содержанию и характеру, она относится к отделу пророчеств о славных мессианских временах и особенно близко примыкает к некоторым из них (2:1-4; 11:6-9; 25:6-9; 35:1-10; 40:3-5; 55:1,1-5; 58:11; 59:21). Еще в предшествующем стихе (16 ст.) говорилось уже о прекращении страданий и скорбей. Теперь же возвещается создание нового строя вещей, имеющего наступить в обновленном мессианском царстве. Выражая свою мысль в ярких, пластических образах, пророк и говорит теперь о создании нового неба и земли (17 ст.), о всеобщем веселии и радости, об отсутствии плача и вопля (18 ст.), об исчезновении всех дефектов человеческих возрастов (20 ст.), о мирном наслаждении всех плодами рук своих (21-23), о постоянной близости Божественной помощи (24 ст.) и о соответствующих, радикальных переменах и во всем остальном животном мире (25 ст.).

Ибо вот, Я творю новое небо и новую землю ... Ввиду того, что слова пророчества почти буквально повторяются с более подробным их развитием в нескольких новозаветных параллелях (2 Пет 3:10,13 [1094]; Откр 21:1-4), имеющих, бесспорно, исторически характер, а не представляющих собою какую-либо поэтическую аллегорию, большинство ортодоксальных экзегетов и находит, что полное и окончательное исполнение данного пророчества относится к моменту второго, славного пришествия Господня. Но поскольку первое пришествие Мессии является, до известной степени, связанным со вторым, условно здесь разумеется, конечно, и оно; тем более, что хронологически-то оно стояло даже ближе к пророку. Тогда, в отношении к первому мессианскому пришествию слова эти получают нравственный смысл, а в отношении ко второму — сохраняют свой физический.