Генрик Панас - Евангелие от Иуды

Этот мирный идиллический вечер был нарушен неожиданным происшествием: меня не предуведомили о том, что Иисус подвержен экстатическим состояниям так, мнили в общине, осенял его дух божий.

Я впервые наблюдал это непонятное явление, спервоначалу почудилось, что учитель просто-напросто изнурен долгой речью - он внезапно побледнел, глаза закатились, губы побелели, руки свела судорога, он закинул голову, дрожа всем телом. Из горла вырывались тихие звуки, подобные предсмертному хрипению.

Двое рыбаков подбежали и подхватили его под руки. Однако пароксизм был столь силен, что оба рыбака, люди крепкие, дрожали вместе с ним, будто ветви одного дерева.

По толпе прошло волнение, там и здесь закричали кликальщицы. Мария, моя Мария, припала к коленам учителя, обняла его ноги и тихо стонала. Исступленное возбуждение охватило людей, и, верно, только я один от неожиданности не поддался наваждению.

22. Все прекратилось в одночасье. Очнувшись, Иисус сперва молча взглянул на онемелых учеников своих, затем воздел к небесам руки и прерывающимся голосом прочитал молитву кадиш:

Отче наш, сущий на небесах!

да святится имя Твое;

Да приидет Царствие Твое;

да будет воля Твоя и на земле,

как на небе;

хлеб наш насущный

дай нам на сей день;

И прости нам долги наши,

как и мы прощаем должникам нашим;

И не введи нас в искушение,

но избавь нас от лукавого;

ибо Твое есть Царство

и сила и слава во веки.

Аминь.

Из толпы раздавались возгласы - молили о чуде. Учитель будто не слышал. В сопровождении близких учеников направился к селению неподалеку.

Люд валил за ним, громко рассуждая и комментируя происшествие, а также потихоньку допытываясь, кто низошел в него на сей раз - ангел какой или сам Илия, великий пророк израильский, в новое пришествие коего верили повсюду.

В толпе постоянную свиту Иисуса составляло полсотни учеников, остальные случились здесь ненароком. Ученики тогда уже образовали братство или общину - еду и достояние делили на всех поровну. Ночлегом размещались обычно неподалеку от дома, где проводил ночь Иисус, ежели не находили приюта в жилищах или амбарах у новообращенных. Небольшие рыбачьи селения не могли вместить многочисленную общину, частенько с трудом приходилось добывать и пропитание. (Только фруктов всегда было вдосталь.) Потому и явился обычай на кострище печь купленного или подаренного барана и делить поровну все, что удавалось купить или получить милостыней. Зачастую потчевались толикой плохой рыбы, бобами или горохом, иногда лепешками. Пиршества учинялись в тех редких случаях, когда равви обращал своей проповедью кого-нибудь из состоятельных крестьян.

Так ли, иначе ли, в генисаретской долине маловато было людей достаточных из-за дробных земельных наделов. Правда, пашня здесь самая плодородная по всей Палестине, да плодородие передалось и людям, а вырваться из сего circulus vitiosus {Здесь: порочного круга (лат.).} невозможно без военных бедствий.

В тот вечер многие мужчины расположились под открытым небом. Я присоединился к ним; никто не уделил мне внимания - пришельцы во множестве подобным образом вступали в братство. Общество не отличалось особой избранностью, в чем я легко убедился. Почти все здесь в некотором смысле пребывали вне общества.

Элита состояла из вольных рыбарей и двоих-троих сборщиков податей, увлекшись идеями учителя, они забросили свое непотребное занятие. А остальные слушатели - батраки, поденщики, бродяги без всякого рукомесла, нищие и, питаю подозрение, обычные воры и вообще лихие головушки, готовые на любое вероломство. Весь этот беззаконный люд был остер на язык, груб повадками, что и выступало на каждом шагу, как исконная профессия выступала на поблекших до времени лицах у многих бродивших за Иисусом женщин.

Я скоро смекнул, в чем причина милосердия к Марии - оно глубоко таилось в солидарности людей одного класса.

Но следует воздать им должное: я застал бродячее сообщество столь совершенным, сколь это вообще мыслимо было во время оно, и то лишь среди аскетических общин на побережье Мертвого моря. И только весьма наметанный глаз мог усмотреть под покровом праведности позорное прошлое многих моих собратьев.

Благотворное влияние учителя сказывалось бесспорно: воздержанные, смиренные, в глубоком раскаянии, лишь изредка жестом или словом они выдавали прежнее свое занятие. Случалось, неофит нарушал неписаный и зыбкий статус братства; на первый раз прощалось, но сызнова изобличенного, его изгоняли из общины, хотя по-прежнему он имел право, ежели хотел, следовать за учителем. В разговорах братья и сестры не углублялись в свое прошлое, зачастую даже не сказывали имени. Когда дело доходило до свар, старейшие умиротворяли смутьянов, ссылаясь на учителя.

23. С Марией я переговорил тем же вечером. Уступая просьбам, она без всяких опасений вышла ко мне на дорогу. Ее лицо под грубым холстяным платом светилось красой юности и душевного покоя, едва обретенная добродетель и свежий воздух будто смыли с ее ланит не только притирания и помады, но и все следы блудодейства, неотвратимо въедающегося в черты лица, словно прозелень на медной посуде.

Без обиняков я заявил: пришел, дескать, увести ее от этих бродяг в иную, лучшую жизнь, достойную ее красоты и моей любви. В страстных словах живописал ожидающее нас счастье, искренне обещая все вплоть до женитьбы, хотя сие предприятие не так-то легко было осуществить, учитывая общественное мнение - с ним я, в конце концов, мог не считаться и просто уехать куда-нибудь, скажем, в Дамаск - и родовитость моей семьи, аристократической не только происхождением, но и причисленной Римом к нобилям. Наш род, предусмотрительно оставаясь в тени, не искал чинов или широкой огласки по праву богачей, однако уже тогда, во времена потомков Августа, держал в руках многих восточных царьков, с коими по своему усмотрению мог бы войти в любые матримониальные отношения, и к тому же с б_о_льшим успехом, нежели род египетского арабарха Александра Лисимаха, тоже искони иудейский, подобно нашему роду. Можешь себе представить моих родителей, дядьев и братьев, опозорь я семью подобной женитьбой. Верно, постарались бы они объявить меня недееспособным и полностью лишить доходов. Однако, предвидя подобные обстоятельства (и не без оснований!), я не ротозейничал насчет финансов и обезопасил себя некоторыми тайными операциями на случай, коли придет кому в голову лишить меня палестинских владений.

Весь мой капитал (оборотный, разумеется) не превышал пятисот тысяч сестерциев. Впрочем, Мария не вызывала опасений на сей счет, хотя, в общем-то, гетеры умеют иссушить золотой источник быстрее, чем ветер пустыниисточник оазиса.