Шломо Пинес - Иудаизм, христианство, ислам: Парадигмы взаимовлияния

Само по себе противопоставление Иисуса Моисею, направленное на утверждение приоритета последнего, может (хотя и не обязательно) иметь и иудеохристианское, а не просто еврейское происхождение [515]. Однако в тексте приведены и другие принижающие Иисуса наблюдения, которые, по-видимому, указывают на то, что автор с большей вероятностью был евреем, нежели христианином, хотя мог и использовать в собственных целях, видоизменяя, иудеохристианские материалы. По правде говоря, мы не знаем, как далеко готовы были пойти иудеохристиане в своём стремлении снизить авторитет Иисуса, полемизируя против доктрин господствующего направления христианства. Тем не менее приводимая ниже критика Иисуса в связи с его отношением к собственности, как мне кажется, лучше объясняется в рамках предположения, что автор был просто евреем, а не иудеохристианином.

Согласно Еврейскому трактату (листы 32а-b), Иисус запретил приобретать имущество; запрет этот касался не только его учеников, но вообще всех. Однако сам он имущество приобретал (листы 34а, 55а-b); это доказывается «среди прочего» [516], словами Иисуса [517], которые, согласно 14-й главе Иоанна [518], он сказал Иуде: Что хочешь делать, (делай) скорее. Ученики поняли это таким образом, что Иуда послан купить что-то или отнести милостыню бедным. Это означает, что у Иисуса было имущество, которое он частично тратил, а частично раздавал бедным — как обычно и поступают люди.

В другом пассаже (лист 23b) автор ссылается на противоречие — на сей раз не между словами и делами Иисуса, но между двумя его высказываниями. Отметим, что критика направлена здесь не против евангельского текста, как в ряде других случаев, а против самого Иисуса. Ссылка касается двух речений: в одном из них (согласно нашему тексту — из 21-й главы Евангелия от Луки [519]) Иисус побуждает учеников купить меч, в другом — порицает действия ученика, который отрубил ухо рабу начальника раввинов, о чём, согласно нашему тексту, говорится в 20-й главе Евангелия от Матфея [520]. Иисус там говорит, в частности: Всякий, кто носит ( yahmilun ) меч, от меча умрёт ( yamutun ). Поведение Иисуса, высказывающего два взаимно противоположных суждения, автор Еврейского трактата сравнивает с повадкой дьявола ( Iblis ), который сначала склоняет человека к неверию ( al-kufr ) а затем говорит ему (когда тот потерял веру): У меня с тобой нет ничего общего ( inni bariyy minka ); я-то ведь богобоязнен [521].

Среди прочего автор Еврейского трактата утверждает, что Иисус не имел знания о сокрытом ( al-ghayb ) — на основании слов, приведённых, по его мнению, в 11-й главе Евангелия от Марка [522]: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы, ни сын, но только Отец». В другом месте (лист 139b) утверждается, что Иисус не имел доступа к тайному знанию, поскольку, когда кровоточивая коснулась его одежды, он, согласно 4-й главе Евангелия от Марка [523], вынужден был спрашивать: «Кто прикоснулся ко мне? Ибо я чувствую, что большая сила изошла из меня» [524].

Нет возможности приводить здесь ещё и возражения еврейского автора, построенные на противоречиях между отдельными Евангелиями, — отметим только, что такого рода возражения занимают значительное место в трактате.

Выше было указано на некоторое сходство взглядов автора Еврейского трактата и первоначального автора главы о христианстве, интегрированной в труд Абд аль-Джаббара. Элементы сходства можно подытожить следующим образом: авторы обоих текстов считают, что Иисус не имел намерения отменять Тору Моисееву. Эта отмена целиком на совести людей, пришедших после него и изменивших учению Христа из-за своей жажды власти (главенства). Последний термин используется в этом контексте как в Еврейском трактате (см. выше [525]), так и в соответствующей главе трактата Tathbīt .

Список основных изменений, внесённых лидерами христианства в Моисеево законодательство (как то: отмена заповеди обрезания, омовений после семяизвержения и после менструации, пищевых запретов и соблюдения субботы, так же как предположительное установление правила, согласно которому во время молитвы следует обращаться лицом к востоку), сходен в Еврейском трактате (листы 87а-88, см. выше) [526]и в трактате Tathbīt [527]. Авторы обоих трудов также одинаково порицают христиан за то, что те согласились перенести празднование седьмого дня на воскресенье. Обе работы содержат нападки на Петра и Павла, хотя в том, что касается относительной оценки апостолов, акценты ставятся по-разному. В трактате Tathbīt главным образом Павел играет роль антигероя, bete noire, в то время как автор Еврейского трактата в качестве объекта порицания чаще избирает Петра [528]. В обоих текстах на Петра возлагается вина за решение отменить пищевые запреты, которое он принял из-за видения, пережитого им в Яффо/Иоппии (см. выше). В каждом из двух трактатов присутствует обсуждение евангельского эпизода, начинающегося тем, что ученики в субботу растирали (или срывали) и ели колосья пшеницы [529]; пассажи, где рассматривается этот вопрос, сходятся в некоторых деталях. Оба автора ссылаются, в связи с упомянутым эпизодом, на Евангелие от Матфея (автор Еврейского трактата — на 8-ю главу Матфея), и оба говорят о том, что ученики растирали колосья пшеницы (буквально: «тёрли» — корень fr. k. ), не упоминая о срывании колосьев. Это не согласуется с каноническим текстом Евангелия от Матфея, где ничего не сказано о растирании колосьев, но находится в полном соответствии с арабским [530]и персидским [531]текстами Диатессарона . Стоит отметить эту одинаковую ошибку в цитации (если наши авторы имели в виду каноническое Евангелие от Матфея) — особенно потому, что в Еврейском трактате ссылки на евангелия и евангельские цитаты чаще всего достаточно аккуратны [532]и, как правило, отсутствуют цитаты из неканонических евангелий — в отличие от трактата Tathbīt . Оба автора в соответствующих пассажах используют слово idtirar («необходимость») [533], доказывая, что с точки зрения закона Моисея голод, который испытывали ученики, оправдывает их действия [534].

Как в Tathbīt , так и в Еврейском трактате присутствует критика учения о божественной сущности Иисуса, разделяемого адептами главных христианских деноминаций, и оба сочинения в качестве доказательства того, что Иисус был человеком, а не Богом, ссылаются на пережитый им опыт страха. Время от времени в обоих текстах попадаются ссылки на пророческий статус Иисуса. То, что на подобных позициях стоит автор мусульманского труда, неудивительно, поскольку ортодоксальное учение ислама признаёт Иисуса пророком, но чтобы понять, какие обстоятельства привели к появлению такой концепции в откровенно еврейском тексте, необходимо другое объяснение.