Анатолий Черняев - Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли

Вопрос о роли Флоровского в евразийстве, так же как и о влиянии евразийства на философию Флоровского, остается открытым и дискуссионным. Сам Флоровский впоследствии не слишком любил вспоминать о своем участии в движении и начисто отрицал, что был когда‑либо «евразийцем», а свое сотрудничество в евразийских изданиях трактовал исключительно как возможность опубликовать где‑то свои статьи. Именно такая версия зафиксирована в блейновском «Жизнеописании», где приводятся слова Флоровского: «Никакой группы или партии не существовало… По замыслу, это должен был быть именно сборник статей. В нашем издании каждый просто говорил от своего имени то, что думал… Позднее, однако, некоторые люди попытались превратить это начинание в некую партию и программу» [75] Блейн Э. Жизнеописание о. Георгия. С. 31. . Вопреки этому в письме

Ю. П. Иваску 1965 г. Флоровский все же признавал факт существования «группы» и своего в ней участия, отказываясь, однако, считать эту группу «евразийской»: «Когда Трубецкой писал "Европу и Человечество", он еще не был "евразийцем". С другой стороны, не все члены первоначальной Софийской группы разделяли его взгляды. Я, во всяком случае, "Европу и Человечество" и тогда решительно отвергал и даже написал резкую критику, которая не была тогда напечатана и отчасти вошла в позднейшую статью, "Е<���вразийский>соблазн"» [76] Из писем о. Георгия Флоровского Ю. Иваску // Вестник РХД. 1979. № 130. С. 45. .

О характере упомянутой «резкой критики» в адрес Н. С. Трубецкого позволяет судить изданный Флоровским в 1924 г. обзор русской философской литературы, где, в частности, рассмотрена и книга «Европа и человечество». «Центр тяжести лежит не в доводах автора, а в его иррациональном пафосе отрицания Европы», — резюмирует Флоровский. Вместе с тем, в отличие от своих высказываний в конце жизни, здесь, как и в иных статьях 1920–х гг., Флоровский не стесняется термина «евразийство» и признает заслуги этого движения: «"Евразийство" в первоначальной форме своего развития было опытом культурно–философского и религиозно–философского опознания современности, опытом формулировки выдвинутых переживаемыми событиями духовных проблем. С особою силою подымались проблемы философии истории в их общей и конкретной форме» [77] Флоровский Г. Философская литература // Русская зарубежная книга. Ч. 1. Прага, 1924. С. 30, 31. .

Таким образом, собственные свидетельства Флоровского о своем отношении к евразийству, а также оценки и трактовки истории этого движения, высказанные в разные периоды жизни, противоречивы. По мнению А. В. Соболева, историка евразийства и публикатора писем Флоровского евразийского периода, несмотря на то, что «в старости Флоровский пытался полностью отрицать свою приверженность евразийским идеалам.., письма показывают, что он не только был евразийцем, но даже пытался взять на себя непосильную задачу духовного лидера движения, чтобы удержать его в русле первоначально поставленных задач» [78] Соболев А. В. О Г. В. Флоровском по поводу его писем евразийской поры // История философии. М., 2002. № 9. С. 150–151. .

На наш взгляд, истина находится где‑то посередине. Во–первых, слабость точки зрения Соболева в том, что он противопоставляет реальному историческому евразийству собственную идеальную его модель, которая совпадает с позицией Флоровского. При таком ракурсе последний, действительно, оказывается даже более настоящим евразийцем, чем все остальные евразийцы, пустившиеся в пропаганду, «национал–большевизм» и прочие прегрешения. Во–вторых, письма Флоровского Трубецкому и Сувчинскому конца 1922–1924 гг. (где тот отстаивает свое видение ближайших задач и предлагает свою программу действий), которые Соболев рассматривает как доказательство тесной вовлеченности Флоровского в «мейнстрим» евразийского движения, уже тогда воспринимались и самим Флоровским, и его корреспондентами как попытка «возвращения»: «Я не "требую" ничего кроме restitution in integrum, — писал Флоровский, — меньшее поставит меня в ложное положение, и тогда лучше и не ворочаться» [79] Письма Г. В. Флоровского 1922–1924 гг. С. 165. . В том же духе и Трубецкой комментирует ситуацию в письме Сувчинскому 1923 г., которое приводит сам Соболев: «Возвращение Георгия Васильевича осложняет дело. Из письма его к Вам совершенно ясно, что внутренне он от нас чрезвычайно далек. "Евразийский временник" проникнут особым, как Вы любите говорить "пафосом" или "тонусом"… А между тем Г. В. именно в этом созвучать не может» [80] Соболев А. В. О Г. В. Флоровском по поводу его писем евразийской поры. С. 153. . Действительно, если в первых трех евразийских сборниках Флоровский опубликовал пять статей, то в «Евразийском временнике» он уже не принимал участия.

Думается, на первых порах евразийство еще не представляло собой того жесткого политико–идеологического объединения, каким стало впоследствии, и содержание его идейной платформы еще не было достаточно четко определено. Для Флоровского, как и для других участников, это был кружок близких по настроению, уровню образованности и по эмигрантской судьбе молодых сверстников, которые были в тот момент интересны и нужны друг другу сами по себе. Обнаружив сходство в своих интересах и взглядах, они составили столь типичное для молодого возраста идейное сообщество, напоминающее легендарные философские кружки первой половины XIX в. и объединили усилия, чтобы заявить о себе единым сборником статей. Разумеется, «Исход к Востоку» не был таким сборником, где каждый автор сам за себя, как это хотелось представить Флоровскому в последние годы жизни, однако определенный плюрализм и свобода во взглядах действительно присутствовали.

Возможно, Флоровский преувеличивал степень этой свободы или добросовестно заблуждался по этому поводу, не отдавал себе отчета в реальном положении вещей, принимал желаемое за действительное. Возможно, он, наоборот, изначально осознавал свое несоответствие той тенденции, которую разделяли остальные евразийцы, но надеялся ее переломить и даже занять лидерскую позицию в движении, добившись его переориентации в соответствии с собственной программой, о чем красноречиво говорят его письма Трубецкому и Сувчинскому. Скорее всего, доля истины есть в обеих версиях, и Флоровский просто до последнего момента питал иллюзию, что сможет наставить своих товарищей на «путь истинный».

В конце концов, для Флоровского, многообещающая университетская карьера которого оборвалась в связи с эмиграцией (где он два года не мог найти себе достойного применения), участие в успешном идеологическом проекте, дававшее возможность печататься во влиятельных изданиях, зарабатывать себе имя и аудиторию, а также деньги, само по себе должно было значить немало. Фактически в софийский период жизни Флоровский как автор находился в зависимости от евразийцев, контролировавших тогда значительную часть издательских ресурсов русской эмиграции. Сувчинский был директором–распорядителем Российско- Болгарского книгоиздательства (где Флоровский сначала подрабатывал корректором, а затем публиковался в составе первых евразийских сборников), а Савицкий, по поручению П. Б. Струве, на первых порах координировал выпуск возрожденного журнала «Русская мысль», где Флоровский также публиковался [81] См.: КолеровМ. А. Братство Св. Софии: «веховцы» и евразийцы (1921–1925) // Вопр. философии. 1994. № 10. С. 144–145. .