Сергей Иванов - Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?

Кем был Пантен и почему он оказался в «Индии», Евсевий не сообщает, но скорее всего в его лице мы впервые сталкиваемся с еще одним важным отрядом непрофессиональных миссионеров — купцами. Характер связей между Средиземноморьем и странами в бассейне Индийского океана подсказывает, что и христианство пришло в «Индию» — Аравию через имперских купцов. Некоторые из них были греками: в сабейском языке (на котором говорило древнее население Южной Аравии) прослеживается два достоверных заимствования из греческой христианской лексики: qls‑n< εκκλησία«церковь» и ‘shmt< ευσχήμων«благообразный». Возможно также sbs< σέβας«священное» [69]. О том, что религия проникала вместе с торговыми контактами, свидетельствует и грекоязычная надпись [70], найденная в древнем йеменском порту Кана. В ней купец Косьма просит «единого бога» помочь его каравану [71].

О «торговом» происхождении йеменского христианства [72]говорит несторианская «Хроника Са–ард», правда, относящая крещение к более позднему времени: «В стране Наджран в Йемене жил во времена Йездигерда (на рубеже IV‑V вв. — С. И.) знаменитый в округе купец по имени Ханнан. Как‑то он поехал по торговым делам в Константинополь, затем вернулся к себе, потом съездил в Персию. Проезжая через Хиру, он посетил тамошних христиан и узнал их учение. Там он получил крещение и оставался там какое‑то время. Оттуда он вернулся в свою страну и убедил соотечественников разделить с ним его религию. Он крестил членов своей семьи и других людей своей страны и окрестных земель» [73]. Обратим внимание: Ханнан посещает Византию — но там, в столице огосударствленного христианства, его религиозное чувство остается незатронутым. Лишь визит к каким‑то маргинальным, варварским христианам за пределами Империи (Хира была «столицей» независимого арабского племени лахмидов) разжигает в нем веру [74].

Другая версия христианизации «Индии» изложена Иоанном Никиуским (2 пол. VII в.): «Обитатели Индии пришли к познанию Бога и были просвещены благодаря деяниям одной святой женщины по имени Феогноста. Она была девицей, монахиней, ее захватили в плен в монастыре, расположенном на римской территории, и продали царю Йемена. Эта христианка была одарена высокой мерой благодати и многих излечила. Что касается царя Индии, то она обратила его в истинную веру, под ее влиянием он стал христианином, так же как и все обитатели Индии. Затем царь Индии и его подданные попросили императора Гонория дать им епископа. Узнав, что они приняли истинную религию и обратились к Богу, император испытал большую радость и дал им святого епископа по имени Феоний, который наставлял их, учил и укреплялв вере Бога нашего Христа, вплоть до тех пор, пока они не удостоились принять крещение — и все это в результате молитв святой девы Феогносты» [75]. Этот рассказ подозрительно похож на вышеописанное крещение ивиров (ср. с. 33), однако имя Феогносты, видимо, восходит к какой‑то иной традиции, тем более что такая святая упоминается в синаксаре сирийской (яковитской) церкви под 17 сентября; кроме того, не получает никакого объяснения появляющееся у Иоанна упоминание о Гонории — императоре Западноримской Империи на рубеже IV‑V вв.; ведь очевидно, что если кто и мог участвовать в христианизации этих далеких восточных областей, так это его брат Аркадий, правивший в Константинополе.

Окончательно все запутывает еще одна версия крещения «Индии», предлагаемая в качестве альтернативной тем же Иоанном Никиуским: «Обитатели этой страны приняли человека благородного происхождения по имени Афрудит, происхождения индийского, и выбрали его епископом. Он был рукоположен апостольским Афанасием Александрийским» [76]. Здесь явно имеется в виду Фрументий [77].

Есть и еще несколько разных традиций, приписывающих христианизацию Южной Аравии разным лицам — сирийскому святому Фемиону, эфиопскому святому Азкиру и др. [78]По–видимому, ни одна из версий не отражает истинного хода событий — наиболее вероятно, что Йемен получил христианство в первые годы VI в., при императоре Анастасии, из северной Аравии [79]. Но в любом случае среди кандидатов в «апостолы Аравии» нет ни одного профессионального миссионера–одиночки, посланца Имперской церкви.

Встретившаяся нам выше «купеческая» миссия имела место, видимо, не только на Востоке, но и в районе Черного моря. Хороший пример этому — культ святого Фоки Виноградаря, который, согласно Астерию Амасийскому (IV в.), считался покровителем моряков. Поскольку те по необходимости много путешествовали и в портах неизбежно общались с аборигенами, «чудо достигло и варваров: все дикие скифы, которые кочуют на противоположном берегу Евксинского понта, живут поблизости от Меотийского озера и реки Танаис, населяют Боспор и простираются до Фасиса, все служат Виноградарю. Отличаясь от нас всеми своими нравами и обычаями, лишь в этом одном они с нами единомысленны. Дикость их повадок смягчена истиной (τοις δε πασιν εθεσιν καί έπιτηδεύμασιν διεστώτες ήμών εις τοΰτο μόνον όμογνώμονες γίνονται τήν αγριότητα των τρόπων υπό τής αλήθειας έξημερούμενοι). Один князь и властитель тех мест, сложив с головы венок, украшенный золотом и самоцветными камнями, сняв с себя боевой панцирь, сделанный из драгоценного материала, — ведь варварское вооружение хвастливо и кичливо— и то и другое послал Богу через мученика [Фоку], посвятив ему начатки своего могущества и власти» [80].

Однако среди варваров могли очутиться не только пленники и купцы, но и политически неблагонадежные подданные Империи. Епифаний Кипрский пишет: «Старец Авдий подвергся изгнанию и был сослан императором в области Скифии… Проведя там много времени — сколько лет, не могу сказать — и продвигаясь дальше (πρόσω βαίνων) до самых внутренних областей Готии, он обратил (κατήχησεν) многих готов, отчего в самой Готии возникли и монастыри, и [христианское] житие, и девствование, и аскеза редкостные… А после его смерти многие появились из той же когорты епископы и некий Ураний из Месопотамии. Он поставил епископами нескольких людей из Готии» [81].

Случалось и наоборот: Григорий Просветитель Армении был эмигрантом, спасавшимся в римской Кесарии от политического преследования. Как сказано в греческой версии армянского памятника, называемого «История Агафангела», «он обучался в городе Кесарии [Каппадокийской] и, познакомившись (έν γνώσει… γενόμενος) с неким христианином, был научен страху Христового учения» [82]. «Агафангел» пишет, что назад в Армению, на службу тамошнему царю Трдату, Григорий отправился «по собственному выбору» (αύτοπροαιρέτως) [83], тем самым он не являлся ни посланником Империи, ни уж тем более ее миссионером.